Я шел,
посасывая стебелек травинки, смотрел под ноги и думал, вот
интересно бы побывать здесь спустя сорок лет. Вряд ли в двадцать
первом веке столько свободного места простаивает без дела.
Наверняка настроили торговых центров или возвели жилой
квартал.
Отчего-то
стало жалко. Вспомнилось как в детстве, дома на таком пустыре мы
играли в прятки, казаков-разбойников. Как зимой гоняли с Пашкой на
лыжах. Как летом мучали мой раздолбанный скрипучий Орленок. Как с
азартом крутили педали… Пустырь в моей памяти занимал особое
почетное место. Застроили его в девяностых…
В
девяностых? Я едва не рассмеялся. До этого «веселого» времени
оставалось еще больше десяти лет.
Этот
пустырь закончился неожиданно – обрывом и фантастических размеров
оврагом с оползшими берегами. На дне оврага зеленела трава, журчал
то ли большой ручей, то ли основательно обмелевшая речушка. Над
водой были брошены узкие самодельные мостки, сколоченные
вкривь-вкось из двух бревен и потемневших от времени
досок.
Внизу на
ровной площадке, поросшей травой, шумно и весело обустраивался
цыганский табор. Молодухи вовсю купали в ручье малышню. Дети
визжали. Тявкали брехливые псы. Чуть ниже по течению паслись
стреноженные лошади.
Табор жил
своей жизнью – жизнью вольного народа. И мне с ним было не по пути.
Цыган я не любил. Просто никогда не мог понять, что ждать от них в
следующую минуту. Идти вниз, к ним совсем не хотелось. Но, как вы
помните, надо, Вася, надо.
И я
пошел.
Проскочить
постарался как можно быстрее. Мимо. Делая вид, что никого не вижу
вокруг. Не удалось. Нет, табор я преодолел легко. Даже взобрался по
склону наверх, вздохнул, расслабился, уверился, что все позади. И
рынок вот он, рукой подать… Тут меня и поймали.
Их было
четверо: две молодые бабенки, пацанчик лет десяти и наглая
объемистая тетка ближе к полтиннику. Тетка меня словно ждала.
Увидела, оживилась, сделала трагическое лицо и двинулась на
встречу. Остальные играли роль массовки. Грамотно окружили, не
давая так просто уйти. Молчали.
Цыганка не
стала заводить извечное: «Позолоти ручку, дорогой! Всю правду
скажу!» Разве это нужно обычному пацану? Комсомольцу, отличнику,
примерному сыну. Психологом она была отменным, поэтому начала с
неожиданного:
- Мальчик,
вижу у тебя доброе сердце. Комсомолец? Да? Комсомолец?