- Завтра будь готова. Я позову его отобедать и пошлю за тобой. Поговорите… но я тогда скажу тебе, за кого ты пойдешь, если от тебя откажется этот достойный муж и тебе это не понравится.
- Не нужно. Я только хочу взглянуть на него ближе, - прошептала я, - я устала бояться вот так – не зная…, я не сплю ночами, мне страшно. Просто хочу спросить - может, я не люба ему.
- Не люба еще – так станешь люба! Куда он денется? Будет беречь и хранить, обижать Северную княжну не посмеет – это кровная обида для меня. Иди, Стужка, и помни о том, что я тебе сказал, - отвернулся брат к своим бумагам, а я пошла к двери, шепнув напоследок:
- Я помню.
Любчу я попросила уйти и не тревожить меня малое время, а сама села в креслице и прикрыла глаза. Мне нужно было подумать о том, что я скажу ему завтра, о чем спрошу.
Утром следующего дня я подошла к покоям невестки. Стукнула в дверь и мне открыла одна из ее служек. И тут же постаралась закрыть передо мною дверь:
- Княгиня отдыхает…
Я протиснулась мимо нее и все же вошла – перед этим я слышала разговор в светлице. В большое окно врывался яростный свет солнца – было жарко и душно, но это может только для меня, а Друна, видать, любила так. Покои княгини были устроены богато и пышно. Мои ступни в вязаных домашних топтушах сразу утонули в пышных коврах. А перед глазами зарябило и запестрило от цветных парчовых занавесей, блеска шелковых покрывал и скатертей, от ярких ковров, затянувших всю наружную стену. От золотых сполохов на блюдах и кубках, расставленных на поставцах между разного размера и вида шкатулками – каменными и искусно вырезанными из дорогого дерева, вылепленными из драгоценной прозрачной глины и резанными из горного хрусталя.
С большим лишком было всего, как на мой непривычный взгляд. Невестка сидела в креслице, обняв высокий живот руками, и улыбалась мне. Я поклонилась.
- Сестрица… рада видеть тебя, ты редкий гость, порой я даже думаю, что не мила тебе, или это не так? – спросила Друна, все так же улыбаясь. И было в ее лице и в этой улыбке что-то новое для меня, и будто бы появился в ее голосе холодок, которого не было до этого. Мысли заметались, потому что причины в таком отчуждении будто бы и не было… или было? Если она знает о Любче, которая прячется за мною. Но этого не может быть! Сердце кольнула острая жалость, и я подошла и опустилась у ее ног, обняла ее колени и положила на них голову, прислушиваясь к тому, что делается в ее животе – под моим ухом. Ее ладонь погладила меня по волосам. И я подняла лицо к ней.