С этими словами Морозов встал, резким движением задвинул стул и
стремительно покинул комнату. Игорь взял в руки чашку. Чай остыл, и
пить его совершенно не хотелось.
Справа раздался скрип дерева. Ангелина поднялась из-за стола и
прошла к окну. По её непроницаемому лицу сложно было понять, о чём
она думает. Игорь повернулся к Соне. Уставшая девочка отчаянно
клевала носом. Удивительно, как она вообще до сих пор держалась: на
её долю выпало слишком много испытаний.
В комнату неслышно вошёл Аркадий. Когда он заговорил, его лихо
закрученные белые усы забавно шевельнулись:
– Ваши комнаты готовы. Могу вас проводить?
Лазарев движением головы указал на Соню:
– Если не затруднит, отведите сначала её. Нам ещё нужно
поговорить.
Аркадий кивнул:
– Без проблем. С вашего позволения, я тоже отправлюсь отдыхать.
Ваши комнаты – в конце коридора, справа и слева.
Соня молча поднялась со своего места и направилась следом за
вышедшим из столовой беловолосым стариком. Игорь увидел на её лице
странное выражение, но не смог понять его смысла. Хотел сказать ей
хоть что-нибудь, но не знал, что именно ему следует говорить. В
итоге девочка, непонятно каким образом втянутая в разборки между
семьями элементалей, покинула комнату в полной тишине.
– Кто эта девушка? – не оборачиваясь, поинтересовалась Ангелина.
Почему-то называть её матерью даже в своих собственных мыслях у
Игоря получалось с трудом: непросто ассоциировать женщину моложе
себя с…
«А с чем?» – вдруг спросил себя Игорь. Он никогда об этом не
задумывался прежде, но сейчас вдруг осознал, что у него в мыслях
нет чёткого образа матери. Разумеется, когда за кем-то из его
сверстников в детстве приходили их мамы, маленький Игорь мечтал,
что однажды за ним придёт и его. Спрашивал, как он думал, у деда,
где мама и почему она не приходит, но в ответ слышал одно и то же:
«Твои мама и папа очень далёко. Пока они не могут с тобой
встретиться». И сколько бы Игорь не мучал старика новыми вопросами,
больше дед Саша ничего ему не отвечал.
Со временем Игорь как-то свыкся с мыслью о том, что не увидит
своих родителей. Образ, и без того нечёткий, смазался ещё сильнее.
Папа и мама перестали быть объектом детских мечтаний, превратились
в холодные, чуждые Лазареву скульптуры, безликие и гордые, не
имеющие к сыну никакого отношения. Игорь смирился с этим. Смирился
он и с тем, что никого, кроме деда, у него нет и не будет. Как и у
деда не было никого, кроме Игоря. Их маленькая семья состояла лишь
из них двоих.