– Значит, ты своей жизнью распоряжаешься? – спрашиваю я. И опять едва верю, что я это говорю. Когда я была маленькой, я ходила на каток неподалеку. И воображала, будто умею делать вращения и прыжки, но когда выходила на лед, становилось ясно, что я едва держусь на ногах. А когда я повзрослела, точно так же стало и в общении с людьми: я воображала себя самоуверенной и прямолинейной, а все, что я говорила, звучало уступчиво и вежливо. Даже с Эваном, с которым я встречалась полтора года, у меня не получались все эти прыжки и вращения, на которые я считала себя способной. Но сегодня стало ясно, что я, видимо, все же умею кататься на коньках.
– Нет, вовсе нет. Я плыву по течению, – Уиллем задумчиво смолкает. – Может, я и недаром играю именно Себастьяна.
– А куда течение несет тебя сейчас? – интересуюсь я, надеясь, что он будет жить в Лондоне.
– Из Лондона я поеду домой, в Голландию. Вчера сезон моих выступлений закончился.
Я сдуваюсь.
– А.
– Ты к своему сэндвичу так и не притронулась. Предупреждаю, в сэндвичи с сыром тут кладут масло. Думаю, даже не настоящее.
– Знаю, – я убираю грустный засохший помидор и излишки масла (или маргарина?) салфеткой.
– С майонезом было бы лучше, – говорит Уиллем.
– Только если с индейкой.
– Нет, сыр с майонезом хорошо сочетается.
– Звучит ужасно.
– Это только если ты ни разу не пробовала правильного майонеза. Я слышал, что в Америке какой-то не тот используют.
Я так хохочу, что из носа чай брызжет.
– Что? – спрашивает Уиллем. – Что такое?
– Правильный майонез, – говорю я в перерыве между приступами удушающего смеха. – Можно подумать, что есть, скажем, майонез, который, как плохая девчонка, распущен и вороват, а есть правильный, который ведет себя чинно и благородно. Моя беда в том, что меня с правильным майонезом не познакомили.
– Совершенно верно, – соглашается он. И тоже начинает смеяться.
И пока мы хохочем, в вагон-ресторан вваливается Мелани – со своими вещами и моим свитером.
– Я едва тебя нашла, – мрачно сообщает она.
– Ты же велела разбудить тебя в Лондоне, – я смотрю в окно. Красивые английские пейзажи сменились уродливыми серыми пригородами.
Когда Мелани видит Уиллема, у нее глаза на лоб лезут.
– Ты, значит, не потонул, – говорит она.
– Нет, – отвечает он ей, глядя на меня. – Не злись на Лулу. Это я виноват. Я ее задержал.