– Инкапаруна оттуда, где в снежных горах спит солнце, – вели суарá. – Пришли к нам, сказали, мы живём плохо; знают, как жить не плохо. Мы не хотели, как они знали. Инкапаруна нас убивали, вас убьют.
– Уху-Уху ест мошек. Мошки пьют кровь врагов. Мýсу, отпрыски Уху-Уху, что, слабей мошек? Нет!
– Взойдёт солнце раз, взойдёт солнце два – придут к вам… – настаивал суарá.
Вдруг голос:
– Гляньте! – журчала милая Жапорé в лианах. – Здесь суарá со мной! Можно замуж!
Все убедились. Старый вождь мýсу, воздев длань, крикнул:
– Свадьба! После, отважные муравьеды, пойдём бить инкапаруна!
– Много их! – вёл вождь суарá понуро. – Столько, столько и столько!
Мýсу, хихикая, скрылись в хижине. Суарá пошли дальше.
Сквозь тростниковые стены их провожал хитрый глаз; вождь-Жаба шептал:
– Где палицы, муравьеды? Убьём суарá! К свадьбе нам нужно мяса!
Вооружаясь, женщины и мужчины один за другим лезли в заросли…
В непогоде звучали вопли… и под лиановым сводом взялась колонна: взрослых несли на палках; маленьких, сбивши в стадо, гнали сторонкой.
К вечеру ливень стих, пал туман. Жапорé опоясал милую брачным поясом. Жаренных суарá, глотая с хмельным соком, ели. Кто-то призвал найти чужеземцев, пришедших с гор.
Рейд был дерзостным.
Возвратившись к кострам, мýсу в масках стали под пальмой, к коей примкнули пленных в странных нарядах. Вождь срéзал им мясо. Инкапаруна взвыли, и лишь один молчал. Вождь срéзал новые клочья мяса, чтобы пожарить. Женщины кинулись к ранам жертв – мазать губы и щёки кровью. Младший из пленных воскликнул:
– Больно!!!
Мýсу, убив его, насмехались.
«Если во время казни воин выказывал боль минами на лице, дёрганьем, стонами… то они разбивали в куски его кости… внутренности выкидывали с презреньем».
Оставшийся пленник яростно укусил женщину. В восхищении его съев, мýсу пели:
Илльи!
Муж Маморé Уху-Уху,
слушай:
были к нам суарá —
их съели!
инкапаруна пришли —
их съели!
Илльи!
Кости как амулеты красили шеи и пояса добытчиков. В платье пленника старый вождь прыгал через костёр, куражился. Подражавший сгорел, вызвав смех. Накурившись трав, мýсу, скучившись в хижине, захрапели.
Дождь стегал в крышу.
Племя пришло в себя в луже в путах. Инкапаруна, беря мужчин, отсекали у них часть черепа, – делать чаши.
Дождь лил и лил.
Инкапаруна ушли, взяв милую Жапорé.
Мýсу зажили прежней жизнью, съев тела соплеменников и забыв всё…