Время шло к вечеру. Полицай, который охранял группу детей, с Мишей и Гришей, стал отпускать детей по одному. Тогда все наперебой стали его просить отпустить их на свободу. Он не выдержал и скомандовал по-прусски: «Разбегайтесь!» И дети бросились врассыпную к проволоке, которой был ограждён Бабий Яр. За ними никто не гнался. Полицай сделал первый предупредительный выстрел в воздух, а потом пальнул по детям. Но большинству пацанов удалось уйти в сторону села Святошино, где было достаточно много дворов, огородов, скота (30—40 человек). К вечеру Миша с братом Гришей попали в пром. зону, к зоопарку, расположенному на окраине Киева. Оттуда вернулись домой. Через два дня опять к ним пришла дворничиха Лушка и сдала детей в полицию. Их привели в гестапо на улицу Короленко, 15 и бросили в камеру, расположенную в подвале. Там находились взрослые евреи, партийные работники, военнопленные солдаты. В подвале были двухъярусные нары, занятые заключёнными. Не было практически ни одного сидячего места. Во дворе гестапо шли расстрелы. Умерших вытаскивали за ноги и свозили в Бабий Яр. Там братья пробыли больше трёх недель с ноября по декабрь. Шли непрестанные допросы, после которых полуживых людей затаскивали обратно в камеру. Там они умирали один за другим на глазах детей. Когда очередь дошла до Гриши и Миши, их повели на допрос на второй этаж. В отдельной комнате для допросов сидел офицер, при котором была овчарка, и переводчик. Во время допроса Мишу и Гришу спросили – какая у них фамилия, национальность и возраст? И они ответили, что по национальности украинцы. Тогда переводчик подтвердил офицеру, что оба они украинцы, соседи, и что он знаком с их родителями. переводчиком оказался фольксдойч Иван Иванович, проживающий по адресу Желянская, 43. Пётр Сидько был дружен с ним по-соседски. Таким образом, немец спас их от смерти. Выписали на двоих общий аусвайс с записью о подтверждении их украинской национальности и отпустили восвояси. И опять братья вернулись домой. Показали Лушке свой паспорт, и она отстала от них.
Шла зима, было очень холодно и сыро. И Гриша с Мишей притащили из товарной станции чугунную буржуйку, занесли её в подвал и там согревались. Вытяжную трубу вывели в окно. До войны в подвале было две комнаты. В одной из них жил управдом – двоюродный брат отца Кузьма Иванович Сидько, а во второй – родители Миши с семьёй и дворником. И вот их соседка с третьего этажа Софья Кондратьевна Криворот и её 16-ти летняя дочь Галя заметили из окна дым, и спустились к детям в подвал. С тех пор все они стали жить в подвале одной семьёй. Намного позже, уже находясь в Израиле, Михаил Сидько получил от Гали письмо следующего содержания: