– Знаю.
– Каждый двигается, выбирая то место, где ему хорошо в данный момент.
– Знаю.
– Но не все выходят из шкафа.
– Что?
– Делают coming out of the closet.
– Ах да, я слышала об этом.
– Так говорят, когда человек решает публично объявить о своей ориентации.
– А вот зачем заявлять публично?
– Ну… Чтобы быть честным.
– Но ведь это все усложняет.
– Это у вас в России все усложняет. У нас считается, что открытость не усложняет. Усложняет, если человек скрывает что-то о себе.
– Ну, знаешь, пока никто ничего не знает, все спокойны. Никто не тычет пальцем.
– Вот! В развитом обществе есть прайвиси, личная территория, куда не тычут пальцем.
– Извини, но если территория личная, то зачем выходить из шкафа?
– Я не знаю, как тебе объяснить.
– Я понимаю, просто шучу. Скучаю по тебе. Но мы ведь не будем выходить из шкафа? В шкафу так уютно, темно, старые шляпы…
Я благословляла свое тело за то, что оно помогло мне вырваться на свободу, избавиться от тонны всевозможных переживаний, беспокойств, чувства вины, чувства ответственности. Теперь ничто, даже увольнение, не помешает мне наслаждаться каждым мгновением. На очередном производственном совещании словно сквозь пелену до меня долетели слова о том, что я проявила трудовой энтузиазм. Скажите пожалуйста! Спасибо, что заметили. Теперь, когда всех уволили, обнаружилось, что работать-то, собственно, некому. И мне предложили место в Департаменте производства. И даже немного повысили оклад. Меня поздравляли. А я никак не могла собраться с мыслями, чтобы все обдумать. Я буду работать за троих, но зато смогу снять квартиру для нас с Машкой.
Мы тонули в работе, рабочего дня не хватало, но теперь все это было весело.
Когда мы уставали в нашей серой башне, я отправляла эсэмэску: «I’m in the closet», и мы по-шпионски прятались в кабинке с буквой «Ж» этажом ниже.
Я любила этот пыльный этаж. Там были свалены ряды кресел, демонтированные из актового зала. Мы валялись в полумраке на выцветшей шерсти цвета запекшейся крови и становились невидимками.
Алекс считала, что для отвода глаз нам нужна легенда. Она кокетничала с продюсером, и вскоре многие стали думать, что она его любовница. Несмотря на налет англосаксонской независимости, она очень гордилась этой трепетно созданной иллюзией. Я ничего не имела против, потому что, с точки зрения нашего коллектива, быть пассией продюсера гораздо лучше, чем отклоняться от так называемой сексуальной нормы.