– А как ты это определишь? – я удивился.
– Да чего уж сложного? – удивился Беар. – Узнаю,
какие дела проворачивал, и все. – Он немного помолчал и
добавил: – Хотя сомнительно, что кто-то дельный попадется.
Нечего сейчас профессионалам здесь делать. Большие деньги из города
ушли, подальше от войны, а армии, наоборот, много. Но попробовать
стоит – нам бы хоть одного, для обучения. У меня-то специальность
не шибко подходящая – я все больше… – Беар на секунду
замолчал, а потом продолжил: – Да что там, просто хочу помочь
какому-нибудь собрату по несчастью. Мы хоть и воры, а тоже люди.
Мне тогда выбор предложили – в помойные или на плаху, так ведь за
счастье посчитал.
И мы отправились в городскую тюрьму. До сих пор мне в таких
местах бывать не приходилось, впечатление было удручающее. Снаружи
здание почти ничем не выделялось из прочих, обычный дом,
одноэтажный, вот только стоял он за высоким каменным забором, из
которого сверху торчали острые железные штыри. А немногочисленные
окна забраны решетками.
После того, как мы показали бумаги, выданные нам его
величеством, нас без особых сложностей проводили к узкой винтовой
лестнице, ведущей куда-то вниз. Я почему-то представлял себе, что
нас ожидает мрачный, едва освещенный подвал, заросший грязью и
мхом. Однако реальность оказалась другой – в коридоре было чисто, и
был он ярко освещен масляными лампами. Вот только чрезвычайно узок,
а по бокам, в шахматном порядке, располагались двери-решетки, за
которыми виднелись все так же ярко освещенные крошечные камеры. Их
длины едва хватало на то, чтобы можно было лечь, вытянув ноги, а
ширина была такова, что даже руки раскинуть было нельзя. В дальнем
углу в каждой была дыра в полу, в которую струйкой со стены текла
вода.
– Свет тут никогда не гаснет, – зачем-то пояснил мне
Беар.
Первые камеры были пусты, в других на топчанах лежали люди –
были они заросшими и почти нагими, только в набедренных
повязках.
– Это душегубы все, – пояснил нам
сопровождающий. – Им до формирования новых помойных пути
отсюда нет. Да и вам от них толку никакого, только и могут, что
толпой с дубинами. Этот – насильник и к тому же мужеложец, –
указал он на крупного мужчину с очень тупым лицом.
Насильник, в отличие от прочих, не лежал, уставившись в потолок.
Стоял, просунув пальцы сквозь частую решетку, а когда мы оказались
напротив него, уставился на меня и пустил слюну. Я поспешно прошел
дальше.