Стас кивнул головой.
– Язык что ли проглотил, – съязвила Елена Владимировна.
– Да, понял, – проговорил Стас.
– Раз понял, иди, подумай. А потом все расскажешь.
Стас вышел из класса и присоединился к Кеше, поджидавшему его в углу большого шумного холла, где группировались и перемещались гулкие школьные массы. Кеша прислонился к стене и уставился в окно.
– Ну и чего она домогалась тебя? – спросил он друга.
– Да, – махнул рукой Стас. – Про синяки спрашивала. Кто их мне нарисовал.
– А ты что?
– Да что я? Сказал, что упал. Что еще говорить—то?
Кеша задумался.
– Неплохо было бы от Киселя избавиться, – наконец сказал он вслух, рассеянно глядя перед собой. – Но нужен особый способ. Если его заложить, вряд ли из этого что—нибудь выйдет.
– Я не стукач! – возмутился Стас.
– Не мешай, я не с тобой разговариваю. Просто размышляю вслух, – перебил Кеша. – Способ… возможно, я найду подходящий, – усмехнулся он.
– Что за способ—то?
– Узнаешь, – напустил на себя таинственный вид Кеша. – Пошли пополнять кладовую знаний. Скоро звонок.
Вечером, когда Стас сидел за столом с родителями, отец поинтересовался:
– Ну что, как неделя прошла, чем порадуешь?
– Нормально.
– А принеси—ка дневник, мы с матерью взглянем.
Стас вышел из кухни. Сердце сжалось в маленький комочек. Он попытался взять себя в руки, но воображение уже начало свою работу, рисуя красочные картины расправы, которую через несколько минут учинит ему отец. Стас вошел в свою комнату и достал из сумки дневник. С трудом переставляя непослушные ноги, он вернулся в кухню и протянул его отцу.
– Так, неплохо, – просматривая дневник, произнес отец. – А это что такое? Почему сначала по английскому пятерки, а тут тройка? – ткнул он пальцем в аккуратно выведенную красными чернилами оценку. – Зря тебя, что ли, Галина Викторовна нахваливала? Или ее переводческий опыт не дотягивает до программы московской средней школы? – съязвил отец. – Не понял? Что это значит фр. яз?
– Французский язык. Я перешел во французскую группу, – опустив глаза, тихо произнес Стас.
Отец и мать вопросительно переглянулись. Стас заметил, как побледнело и осунулось лицо матери и как виновато забегали за линзами очков ее глаза.
– Что это значит? Как это, он перешел? Какой к чертовой матери французский?! Самостоятельный очень стал? – с хрустом сжимая кулаки, рявкнул отец.