— Ирука-сенсей! Вы живы!
Тяжело ворочающийся мозг зацепился только за окончание
фразы.
— Жив, жив, слезь, — выдохнул, — с меня. Задушишь!
Перед глазами, которые чуть ли не каждую секунду закатывались,
как после наркоза, плясали цветные пятна, чёрные точки, да и голова
гудела так, что невозможно было сосредоточиться. Прикрыв веки, я
почувствовал металлический привкус на разбитых губах. Лицо трогать
не решился, потому что под дрожащими пальцами угадывалось что-то,
напоминающее корень дерева. Грязными руками по побитой роже? Не,
спасибо, обойдусь!
С трудом сглотнув сухим горлом, едва удержался от кашля. Втянув
воздух носом, я отчётливо почувствовал сырость и запахи леса. Они
успокаивали, точно лошадиная доза снотворного, а мне и без того
хотелось спать. Сползти спиной по шершавой коре и лечь мешало
только ноющее, как от побоев, тело.
Почему-то именно в этот момент мне показалось важным различить
без помощи глаз то, что меня окружает; кроме дерева, подо мной была
холодная трава, земля, сыроватая, как после дождя, и запах лапши
быстрого приготовления. Последнее так сильно выбивалось из общей
картины, что я распахнул глаза, и нечто оранжево-синее снова
попыталось меня придушить. А я даже отстраниться не мог, чтоб
отпихнуть чересчур активно радующегося ребёнка. Кто это? Я его
знаю? А он меня?
Сил хватило только чтобы спросить: «Ты кто?», но прежде, чем я
услышал ответ, сознание меня покинуло.
Очнувшись, как после кошмара, я рывком сел и скрючился от жуткой
боли. Застыв так, я боялся вздохнуть или пошевелиться, только
хватал ртом воздух, чувствуя, что задыхаюсь.
Немного привыкнув, я попытался оглядеться, но муть, которая
стояла в глазах от слез и той гадости, что приходится смаргивать
утром, мешала разглядеть хоть что-то.
Единственное, что смог понять по цветным пятнам — комната не
моя. Слишком светлая и просторная, против крохотного пенала, куда
солнце заглядывает, лишь отражаясь от окон соседей.
Когда зрение пришло в норму, я совсем растерялся и потерял
сознание от того вороха вопросов, что распирали мою трещащую по
швам черепушку.
Придя в себя, недоуменно, но осторожно, завертел головой. То,
что показалось сном, не пропало, не превратилось в мою комнату. Я
никак не мог понять, где нахожусь и как сюда попал. Похоже на
больницу и не похоже одновременно. Повернув голову, вынужден был
зажмуриться, чтобы унять резь в глазах. А немного привыкнув,
посмотрел в окно. Из-за яркого полуденного солнца толком ничего не
смог разобрать. Через шуршавшую от несильного ветра крону деревьев
видно было только широкую полосу чистого голубого неба без следа
белых шлейфов самолётов и прямоугольников небоскрёбов, обычно
нависающих над такими низкими зданиями.