Василина удивленно округлила ротик:
- Сёма, ты чего?!
- Отлично, - усмехнулся я в ответ. - Месть – это просто отличная
мотивация для того, чтобы выжить, - рукой подвинул к нему по столу
листок с ручкой. – А теперь пиши императору Владимиру прошение о
помиловании. Пиши, что готов возместить ущерб, который причинил
твой отец спокойствию империи. Пиши, что сожалеешь, как новый глава
Дома Мироновых.
- Зачем мне это писать? – угрюмо смотрел на меня зареванный
мальчик.
- Затем, чтобы император заступился за тебя перед Бесоновыми.
Они уже требовали от меня сдать им единственного наследника
Мироновых.
- И ты этого не сделал? – заплаканные глаза недоверчиво
прищурились.
- Как видишь, - пожал я плечами. – Ты еще здесь сидишь и орешь,
как вырежешь мне сердце, разве нет?
Он уткнулся растерянным взглядом в белый лист бумаги.
- Долго будешь сидеть? – демонстративно проверил я время на
часах.
- Я не знаю, что писать, - стыдливо признался мальчик. – Не
знаю, что случилось. Не знаю, что, якобы, плохого сделал папа. Не
знаю, за что мне просить прощения.
- Хм. И что же теперь делать?
- Ты можешь мне рассказать? – поднял он глаза. – Чтобы я не
ошибся и правильно попросил прощения?
- Наконец-то мы начали задавать правильные вопросы, - мой кивок
был ответом. – Пиши.
Метод Бемижара Жаворонка – заставить человека признать свою
вину. И тогда откроется дорога к его сердцу.
Императору вовсе не нужно прошение Семена. Лишним оно, конечно,
не будет, но цель преследовал я совсем другую – покорить неокрепшее
сердце мальчика. Под мою диктовку Семен писал о том, как его отец
поступил неправильно, как Андрей плел интриги против Бесоновых, как
устроил коварную облаву на некоего Арсения Беркутова. А в конце,
как вишенка на торте, о том, как Семена приютил этот самый
Беркутов.
Семен взял в руки почти оконченное письмо и долго вчитывался в
рассказ о предательстве своего отца, написанный таким знакомым
почерком. Казалось, он не мог поверить, что это дело его
собственной руки.
- Это всё правда? – спросил мальчик.
- Ты сам это написал, - ответ в стиле Жаворонка. – Ты не
доверяешь тому, что говоришь или пишешь? Твое слово не железное? Но
ты ведь дворянин.
Семен вскочил со стула и заходил по комнате туда-сюда. Он
отчаянно пытался сдержать слезы, но не выдержал и заплакал.
Остановив рукой подорвавшуюся Василину, я сам подошел к мальчику и,
наклонившись, обнял за плечи. Тот не сопротивлялся, наоборот,
крепче сжал мою руку, словно боясь, что она соскользнет с его
плеча.