Мия стиснула зубы так, что раздался скрежет. «Боров» лишь зло расхохотался, но посчитав, что может ещё больше отыграться, добавил:
– Ты можешь одеть вот это, – и он, сняв с себя рубашку, бросил её охранникам, желая ещё больше унизить девушку: – Помогите ей, если она не сможет справиться сама.
– Благодарствую за такое одолжение, но я уж как-нибудь обойдусь без посторонней помощи, – огрызнулась Мия, пока её отвязывали.
Брезгливо взяв рубашку из рук охранников, ухмыляющихся во весь рот, она непроизвольно поморщилась. Запах от неё исходил довольно несвежий, но выбор был невелик:
– Я верну вам костюм, как только они отвернутся… И стоит ли обратить внимание, что одежду можно было дать и почище, раз уж такая пьянка пошла?
– Если не хочешь одевать то, что дают – твоё право, – с открытой издёвкой произнёс «боров», – просто форму верни. Уверен, что твоё нижнее бельё, если такое имеется, доставит всем присутствующим неописуемый восторг.
Как жаль, что прошла эпоха рыцарей. Никто и не думал строить из себя скромников и даже не попытался отвернуться. Наоборот, мужчины начали проявлять излишний интерес ко всему происходящему. Уже и девушки-официантки начали выглядывать в окна «Саадака».
Мия решилась. Стиснув зубы, она повернулась к ним спиной и начала быстро переодеваться. Пока вновь не сменились правила этой безумной игры.
* * * * * * * * *
Солнце коснулось горизонта в тот момент, когда Майя с хозяином скрылись за дверью «Саадака». А девушка, снова обременённая железными оковами, прислонилась лбом к раскалённому столбу и, закрыв глаза, попыталась сохранить остатки гордости. Дыхание от страха участилось, а в голове беспорядочно путались мысли:
«Лучше уж плети, чем моральные обиды или раны на сердце, – убеждала себя Мия. – Я выдержу. Ну, предупреждали же, что у меня слишком длинный язык…»
Плеть засвистела в воздухе, и резкий щелчок разорвал тишину прежде, чем отдаться адской болью в спине. Мия стиснула зубы и тихо застонала, у неё было такое чувство, словно кожа на спине лопнула в том месте, где прикоснулось это гибкое и безразличное к страданиям других творение человеческих рук. Снова щелчок – и зубы заскрипели друг о друга. В ушах зашумело, подкосились ноги.
«Ещё один… И это только третий», – мысленно пронеслось в голове – а по щекам уже покатились слёзы, и в глазах потемнело.