. Там, на улице, сейчас идут, что-то делают, живут толпы, массы будущих рекрутов Режима, его фанатичные защитники и исполнители… Вот сейчас там (
выбросив руку и указывая в сторону пальцем) сотни и тысячи завтрашних сексотов и стукачей, карателей и палачей-садистов!.. Кто-то, наверняка, отречется завтра от своих родителей, братьев, сестер. Кто-то обрадуется возможности свести старые счеты с коллегой по работе или соседом по даче… Представляете? Это будет опять ИХ время!
Аврора (поежившись, с надеждой). После всего, что мы узнали и… пережили, это – невозможно!
Тахо. Аврора, это возможно всегда и везде, где есть человек… Вспомните милую сказку про Пиноккио или, если угодно, про Буратино. Мастер из полена сделал живое чудо, вдохнув в него душу и волю. Но есть и другие мастера. Они вынимают душу, отбирают волю, превращают живое чудо обратно в чурбан. В мире много и тех, и тех мастеров, но бывают такие моменты, когда каких-то почему-то больше…
Эрик. Их не больше, просто – они нужнее! И в этом есть своя закономерность. Порой возникает прямо-таки насущная потребность в таком вот обратном превращении – из живого чуда в безвольное полено, которое нужно быстренько отнести и поместить там, куда живое чудо, в силу своей жизнерадостной безалаберности. будет добираться слишком сложно и долго, а то и вовсе не доберется.
Тахо. Не вполне согласен…
Антон. Да, насчет поленьев мне как-то тоже…
Аврора. И мне.
Тахо. Я не насчет поленьев не согласен, я насчет закономерности. Законы бывают только в естественных науках и, само собой, в природе. Для общества же никаких законов не существует.
Эрик. Ну. здравствуйте! А что же мы – историки, социологи – по-твоему, изучаем?
Тахо. О, это для меня великая загадка! Истории ведь тоже нет… как процесса, я имею в виду… и как вы умудряетесь изучать то, чего нет, этого я никак не пойму!
Антон. Как это нет? Что же тогда есть?
Тахо. Есть множество отдельных жизней, разбросанных как попало во времени и пространстве. Есть немые памятники прошлых эпох, есть письменные изощрения одних врунов и поздние спекуляции на всем этом – других врунов. (Подняв палец, многозначительно). Наука история – самая большая жульница в сфере человеческих мозговых потуг… после богословия, конечно. Она не может установить даже относительную истину, все ее «истины» – это интерпретация других, таких же дутых «истин».