Белый китель - страница 7

Шрифт

Интервал

от берега, где дом.

А ты стоишь на высоте,

над брызгами и медным,

И, как положено, глядишь

в подзорную тудым

Или, на солнце наведя,

не ослеплён победным,

Его пытаешь высоту

секстантом золотым.

Вдохнув, читаешь, как псалтырь,

движение муссона,

И внятен паруса порыв

тебе, как пеший шаг.

И увидав за десять миль

рангоут галеона,

Велишь британский подымать

на чёрном гроте флаг.

Обречён

Ты с вечера охотился за мною…

Дорога мне едва была видна,

Когда, овит родильной пеленою,

Я вышел на закате, дотемна.

Я шёл и шёл – сугробами по пояс,

Звериной окровавленной тропой,

Лишь изредка, от боли беспокоясь,

Испрашивал тропу на водопой.

Не ведая лица грядущей ночи,

С короткого разбега я взлетал.

Ища путей полегче и короче,

Длинней и тяжелей себе стяжал —

По хоть куда чудовищным развилкам —

Направо бунт, налево ведовство —

Не чувствуя младенческим затылком

Дыхания живого Твоего.

Ты следуешь за мною неотступно,

И вижу я: наутро – даль светла —

Меня пронзит однажды целокупно

Твоей любви калёная стрела.

Пионерские сны

Когда пионеры во хвойном и вольном

Ложатся в отрядных на сон корпусах,

Они перед сном не заводам и войнам

Вручают себя через праведный страх,

А – кто с кулачком, в средостение вжатым,

Кто с шёпотом, стоном и звоном стекла —

Они отдаются красивым вожатым,

Опасным и взрослым, как в улье пчела.

Они отдаются их длинным ресницам,

Пилоткам и бантам, гофре и плиссе,

И после им снится, не вправе явиться,

Вожатая Саша на мокром шоссе,

Вожатая Таня в сиреневой майке

И чёрных трусах на зарядке-заре,

Чьи груди то в небо глядят без утайки,

То тонут в тени, как котята в ведре;

Командой в строю к поворотам неволя,

Вожатая Лена, чьи гольфы – как снег,

Вожатая Уля, вожатая Оля…

А девочкам – только вожатый Олег.

В лодке, не считая

Вменённые равнине и низине

Душой в обмен на ветра вещество,

В с утра холодной лодочной резине

Мы были живы все до одного.

До над костром консервов и печенья,

До краденой капусты на пути

Гребли мы против вечного теченья,

Чтоб на закате вовсе не грести.

И до и после скорое скольженье

Меж двух опор бетонного моста,

Ломая в тёмной глади отраженье,

Мне снилось раз, наверно, больше ста.

Склонялись ивы в воду берегами,

Курилась в поле солнечная гарь…

И расширялся медленно, кругами

Мой сухопутный жалобный словарь.

Я забывал в извивах лабиринта

О примитивном правиле руки,

Не отличая лук от гиацинта

Следующая страница