— Чем раньше направите телеграмму в Петроград,
тем раньше получите ответ, — спокойно ответил я. — И тем меньшую
сумму вчинит мой поверенный полицейскому управлению за незаконное
задержание.
Моран поднялся из-за стола и покинул камеру, но
очень скоро вернулся, вероятно поручив составить запрос в Петроград
ассистенту. С ходу он возобновлять расспросы не стал, вместо этого
достал из кармана пачку «Честерфилда», закурил и выдохнул к потолку
струю пахучего дыма.
Я демонстративно поморщился.
Старший инспектор не обратил на мою гримасу
никакого внимания, стряхнул пепел прямо на пол, вновь уселся за
стол и принялся листать подшитые в папку документы, словно желая
освежить в памяти материалы дела. Та легкость, с которой было
опровергнуто первое обвинение, оказалась для него неприятным
сюрпризом.
От табачного дыма у меня начало першить в
горле, но, когда Бастиан Моран потушил сигарету, я нисколько этому
не обрадовался. Очень уж резким и решительным движением вдавил он
окурок в край столешницы, поверхность которой и без того пестрела
многочисленными пятнами.
— Итак, приступим к делу! — объявил старший
инспектор. — Готовы, Леопольд?
— Всегда, — улыбнулся я в ответ, но улыбнулся
криво, маскируя за иронией пробежавшую по спине колючими мурашками
нервозность.
— Где вы находились семнадцатого июня этого
года? — спросил старший инспектор и даже подался вперед, словно
пытаясь застигнуть меня неожиданным вопросом врасплох.
И застал. Фыркнул я в ответ совершенно
искренне:
— Понятия не имею. А вы сами-то помните?
— Я помню, — подтвердил Моран. — Благодаря вам
о том дне у меня остались не самые приятные воспоминания. А это,
учитывая мой стаж, — событие нетривиальное.
— Вы что-то путаете. Мы с вами не встречались
уже больше года.
— Где вы были семнадцатого июня? — повторил
старший инспектор свой странный вопрос.
Я отвел взгляд и принялся разглядывать неровную
и потрескавшуюся штукатурку стен, припоминая события ушедшего лета.
Июнь? Где я был в июне, семнадцатого числа?
Удивительное дело, но стоило лишь подумать об
этом, и события трехмесячной давности восстановились в памяти сами
собой. Не так-то просто позабыть давление охватившей шею удавки и
безостановочное падение в бездну забытья.