В этот момент рация ясным голосом
произнесла:
— Шестнадцатый, ответьте
Третьему!
Максим вздрогнул, а бородач поднес
устройство к губам и сказал:
— Ефремов слушает, ваше благородие.
Нахожусь на площади Черного Кабана.
— Это хорошо, — обрадовалась рация. —
Ефремов, голубчик, добеги-ка до музея — там пожилая дама, немка,
кажется, выходя, со ступенек упала, расшиблась. Дежурный экипаж на
другом конце города, а ты в двух шагах. Первую помощь окажи, ну да
сам знаешь…
— Слушаюсь, Петр Петрович! — сказал
Городовой-Ефремов. — Уже бегу! Прощайте, милостивый государь, —
обратился он к Максиму. — Служба, что же поделаешь? Храни вас
Господь!
И рванул с места, громко топая
ботинками.
Максим в мгновение ока расправился с
принесенной шустрым Сергеичем солянкой — действительно, вкусна! —
смолотил до крошки и весь хлеб, выпил крепкого чаю из
тонкостенного стакана в подстаканнике, закурил — благо, на столике
обнаружился коробок спичек с изображением все того же Черного
Кабана на этикетке. Докурил сигарету до половины — и беззвучно
заплакал. Потом взял себя в руки и двинулся туда, где, по его
представлениям, находилась платформа Григорово.
Он отыскал-таки ее. Только не
платформу и даже не станцию, а настоящий вокзал. И не Григорово, а,
само собой, Верхнюю Мещору, чтоб она сгорела. Отыскал не сразу.
Сначала наткнулся просто на железную дорогу, огражденную высокой
стеной из полупрозрачного зеленого материала. Повернул налево,
прошел с километр по улице вдоль этой стены — и уперся в
вокзал.
Уехать, однако, не удалось: без
билета к поездам не пускали. Он наудачу сунул свой коричневый
картонный прямоугольник «Ждановская — Григорово и обратно» в щель
устрашающего турникета, думал, не полезет, но ошибся — билет
бесследно исчез в прорези. И — ничего. Турникет не открылся,
красная лампочка как горела, так и продолжала. Так что посетить
удалось только туалет, сверкавший, как и всё в этом проклятом
городе, неправдоподобной чистотой.
Пешком дойду, озлобленно подумал
Максим. Или автостопом доеду. Или на велосипеде. Вот, точно, на
велосипеде. Эти лопухи здешние, я видел, чтоб мне сдохнуть,
велосипеды оставляют около магазинов неохраняемыми,
непривязанными. Украду велосипед и уеду. Потом верну.
Только это все — завтра. Вон, темно
уже. И устал, как собака.