Светопреставление длилось всю ночь и большую часть
следующего дня. Лишь ближе к вечеру все начало постепенно
стихать. Лес вокруг мародеров преобразился. Черные мрачные деревья
превратились в бледно-зеленые, пахнущие свежестью
и жизнью. Их подножия были устланы кусками мертвой коры
различных форм и размеров.
Когда линька уже практически закончилась, и можно было без
опаски приблизиться к деревьям, Киргиз собрал всех вместе
и сказал:
— Как выглядит лодка, думаю, объяснять не надо,
но вряд ли кому-нибудь из вас приходилось
ее делать, тем более из коры. Вот сейчас
мы и заполним этот пробел в вашем образовании.
Сейчас делимся на две группы, и дружно, ищем
и приносим к стоянке цельные куски коры, длинной
достаточной, чтобы уместились пять или шесть человек.
С рулеткой никого бегать не заставляю, прикидывайте сами.
В каждой группе — по два охранника. И смотреть
в оба! Нам нужно пять лодок, поэтому десяти кусков будет
достаточно — двойной запас, на всякий случай. Чтобы
не пришлось ходить еще раз. Ну не будем терять
времени. Приступаем!
Найти подходящие куски оказалось непросто, но все же мародерам
удалось завершить начатое до темноты. Этой ночью деревья выглядели
уже тусклее, чем прошлой. Над лесом, впервые за последние дни,
стояла первозданная тишина. Восстановив охранный периметр, люди
устроились на ночлег и, наконец, смогли нормально выспаться.
Через несколько часов почти непрерывного движения
с небольшими остановками, и, чуть более затратными
по времени, обходами наиболее крупных аномалий, Штык вынужден
был признаться самому себе, что они опять заблудились. Бесконечный
корявый лес, казалось, захватил уже всю планету, и теперь,
куда ни шагай, везде так и будут встречаться вперемешку
раздутые стволы деревьев, серо-зеленая растительность
и однообразно-блеклое, непроницаемое для солнца, светло-серое
небо над головой. Некоторое разнообразие вносили только самые
странные проявления местной аномальной активности.
Как только жажда была удовлетворена, немедленно захотелось есть.
Судя по хмурым взглядам Буля, которыми он окидывал любую
встреченную по пути полянку, мысль об охоте
на местную фауну так и не оставляла голодного
«ефрейтора». Хомяк молчал и его сосредоточенное лицо
не выражало ровным счетом ничего. По сравнению
с первыми двумя днями, он заметно собрался, как-то
внутренне окреп, и больше ни на что
не жаловался.