.
Я редко приходила на соревнования. Почему-то мне это
причиняло боль… Каждый раз, когда наблюдала за тем, как легко,
грациозно, на самом деле молниеносно сын делал выпад и
неестественно выворачивал кисть… Почему-то лично для меня это
выглядело как в замедленной съемке. Я снова слышала голос… Видела
тонкие руки. Золотые искорки в темно-карих глазах. На меня снова
плыл замысловатый узор, отделившись от тонкой талии. Снова
охватывал ужас, холодели ладони и болела голова.
А через двенадцать лет после аварии – ко мне в дверь
постучалась измученная и раненая женщина. Это была она. Та,
чтоспасла сына и меня на кольцевой. Только на этот
раз она была в черном брючном костюме. Волосы стянуты в хвост,
миндалевидные глаза чуть подведены. Но почему-то именно этот
современный вид показался мне маскировкой. Это была она, но
ощущение, что именно тогда,много лет
назад,я видела ее такой, какой она и
должна быть, не проходило. Рядом с ней стоял бледный мальчик —
Пашкин ровесник. И когда странная гостья попросила помочь выжить ее
сыну, как она помогла тогда моему, я помчалась на кухню за
перекисью и бинтами, а когда вернулась — ее уже не было. Не обращая
внимания на двух мальчишек, настороженно косящихся друг на друга,
не обращая внимания на Пашку, который кричал про проход с радужной
оболочкой, в котором исчезла незнакомка — я села на пол и
заплакала. Вся тяжесть этих лет вдруг отпустила сразу. При этом
вопросов стало больше, чем ответов… Нет, я не сумасшедшая — эта
женщина действительно была там, во время аварии. И да, — я
сумасшедшая, — потому что в моем коридоре появилась и исчезла
женщина… А потом заговорил этот странный мальчик. Тихо, медленно и
очень серьезно.
И вот я скрываюсь с двумя четырнадцатилетними
мальчишками…
Сначала мы попетляли вдоль кольцевой, выехать на нее у
меня не хватало духа — проскочилиВолхонским шоссе до
Пулковского, там постояли в пробке до Гатчины. Потом неслись прочь,
прочь от города по Киевскому шоссе. Доехали до неприметного
поворота на Москву. Еще в городе мне пришло на ум странное название
— Яжелбицы. Вот уж где я никогда не была… Там я решила свернуть с
трассы.
Небо начинало сереть, когда я увидела указатель на нужный
поворот. Дорога была такая, что казалось — по ней только что
отработала эскадрилья тяжелых бомбардировщиков. Мы проехали через
уже проснувшуюся деревеньку, постояли, пропуская стадо коров. Еще
километров двадцать. Рассвет. И у меня резко стали слипаться глаза,
машину повело. Я прижалась к обочине, вышла, ежась от холода.
Где-то в машине был термос с кофе, который я сварила еще в Питере.
Надо было бы достать. Но на заднем сидении спали мальчишки — будить
их было жалко.