Настроение значительно улучшилось. Мы удивились и
обрадовались.
Кира пошла вдоль ручья за поворот, где стояли лагерем поклонники
Аннит.
– Никого, – сказала она, вернувшись. – Ушли, кажется, недавно.
Кострище еще тлеет.
– Спасибо им за уважение наших прав на собственность, – заявил
я, сворачивая палатку и засовывая в кузов мусоровоза. Кира ловко
сложила шатер и тоже положила в кузов.
– Но они плохо затушили костер, – произнесла она через пару
минут.
– И что?
– Не знаю. Но это странно. Они давно живут в Поганом поле и
должны понимать, как важно тщательно тушить огонь после себя.
– Да психанули просто, – отмахнулся я. – В Росс не попали, наши
шмотки разворовать боязно, вот и не затушили огонь в надежде, что
поднимется степной пожар и сожжет тут все.
– И все же это необычное поведение.
Я махнул рукой и заглянул в кабину. Все на месте. Я запер кузов
и кабину ключом-перфокартой, схватил рюкзак с одеждой и вручил его
симботу – пусть тащит. Не зря же они с нами сюда приперлись.
Кира отдала другому симботу переметную суму со своими небогатыми
пожитками и поднялась по склону. Она заливисто засвистела, подзывая
лошадей, но никто не прискакал из темноты.
Я не чуял лошадей. И Погань тоже. С симботами Погани бояться нет
смысла, но я по привычке просканировал местность на предмет ночных
страшилищ.
– Все-таки фанатики увели лошадей! – сказал я, когда Кира
спустилась. Она немного погрустнела.
– Или они сами ушли... стреноженные.
Я промолчал. Лошадей быстро укокошат и сожрут Уроды. У
стреноженных лошадей ночью в Поганом поле вдали от людей нет
шансов.
– Я запомнил их ауры, – заверил я Киру. – Позже найду их, если
они живы. И если их увели фанатики, кое-кто получит по щам!
Мы зашагали обратно к поезду. Симботы следовали за нами.
Мусоровоз оставим здесь, иного выхода нет, подумал я. Будем
надеяться, что авторитет Республики Росс чересчур высок в здешних
краях, и ни один бродяга не покусится на чужое имущество у
гравитационной дороги.
Когда мы подходили к купающемуся в свете прожекторов поезду, мне
на ум внезапно пришла любопытная мысль. У вездехода Решетникова
тоже была шестиугольная дверь. Что если Решетников – вовсе не
изобретатель, а один из многих в Поганом поле, кто пользуется
технологиями Росс? Надо бы в будущем прояснить этот вопрос.
Раздражение на Габриэля как рукой сняло. Я даже улыбнулся ему в
коридоре, когда за нами беззвучно стянулась дверь и поезд понесся
во мраке. Правда, язык не повернулся сказать “спасибо” – уж слишком
насмешливо он ухмыльнулся в ответ.