– На каком языке они говорят?
– На южном наречии.
– Ты хорошо его понимаешь? Скажи, что мы пришли с миром.
– Мы понимаем северный язык, ведун, – неожиданно сказал рыжий, и
я от удивления перевел взгляд на него. Говорил он с необычным
акцентом, как Кира, только более выраженным. – Вы пришли с миром –
хорошо. Но мы отродясь не страшились войны. И каждый Отщепенец
всегда должен быть готов к сражению. Вы готовы?
“Вы готовы, дети?!!” – вспомнилась фраза пирата из заставки к
мультику о Губке Бобе. Интересно, был ли такой мультик в реальности
или это “легенда” квеста к буржуям, в котором глюк подменил мне
память? И откуда у меня столько знаний о прежнем мире, включая
специфический язык, полный англицизмов и жаргонных словечек,
которых не найдешь в чистой речи жителей Поганого поля и Вечной
Сиберии?
Я переглянулся с Кирой.
Рыхлый тоже заговорил на “нормальном” языке:
– Этот ведун спрашивает разрешения у женщины! По-моему, он не
готов.
– Ты имеешь что-то против женщин? – холодно и дерзко
осведомилась у него умница Кира.
Рыхлый усмехнулся:
– Я только “за” женщин и ни в коем разе не “против”. Но вы
колеблетесь с ответом. А это значит, вы слабы. Отщепенцам не нужны
такие люди.
И тут я завелся уже серьезно. Сделал шаг к рыхлому и звенящим от
гнева голосом спросил:
– А может, ты ошибаешься?
– Хочешь сказать, что я дурак? – ничуть не растерялся
рыхлый.
– Почему бы и нет?
Впервые за время нашей “беседы” рыхлый колдун отвел от меня взор
и глянул на спутников. На его чугунной роже читалось
удовлетворение. Мол, слыхали? Те кивнули. У них происходил какой-то
секретный диалог.
– Йии зрили, счо он ми оскорбил! – повысил голос рыхлый. И
перевел: – Вы все видели, что он меня оскорбил! Ведовской
поединок!
– Чего? – не понял я.
– Хурр! – заорал рыжий.
Он резко сорвался с места, взметнув косой, из-под копыт
вырвались куски глины. Спутники колдуна отскочили в разные стороны,
принялись гарцевать. Словом, выпендриваться.
“Боевой ре...”
Но конь рыхлого тоже огромным скачком прыгнул в сторону. Из-за
него на меня понесся, храпя, “грузовой” конь. Я растерялся. Передо
мной взметнулись передние копыта, я инстинктивно закрылся руками, в
которых по-прежнему был автомат, но удар все равно пришелся куда-то
в грудь. Вспышка тошнотворной боли, я отлетел назад, ударился о
мусоровоз и сполз на землю. В груди словно горячий камень застрял,
ни вдохнуть, ни выдохнуть. Автомат я выронил и не представлял, где
он валяется.