Идет прямо на меня.
Не могу пошевелиться.
Не могу дышать.
Как будто мало мне было мерзкого взгляда Островского, чтобы теперь цепенеть от страха перед этим… полоумным юным Дьяволом.
Стыдно должно быть, он же просто… мальчишка.
Он останавливается так близко, что я чувствую тяжелую абсентную полынь его дыхания.
— Ты нужна здесь только ей, детка, - тычет в сторону Девы Марии зажатой между пальцами сигаретой. - Христос, я слышал, родился глухим…
У него улыбка безумца.
На его правой щеке следы от тяжело перенесенной ветряной сыпи: россыпь маленьких впадин по коже. Я пытаюсь не смотреть, но это – единственное место на его лице, которое не разбито и не кровоточит.
А я до смерти боюсь крови.
Тем более, когда она так близко, что ее соленый, с привкусом железа запах уже въедается в ноздри и пробуждает желание бежать со всех ног.
— Тебе лучше уйти, - слышу свой голос, как будто в наш странный диалог вдруг вторгся кто-то третий.
— Потому что я пьяный? – Дьявол демонстративно хлещет их узкого горлышка и даже не морщится, когда крепкое спиртное растекается по нижней губе. Это ведь спиртом – в свежую рану. Мне и помыслить о таком больно, а рыжему хоть бы что. – Всем нужен бог, детка. Особенно таким, как мы: кто приходит к нему под покровом ночи.
— Я – не такая как ты! – слишком громко.
Он еле заметно и снова с ленцой приподнимает бровь. Отклоняется, чтобы рассмотреть меня с ног до головы. Хочется съежиться под этим оценивающим взглядом. Он словно в душу, куда-то так глубоко, что становится почти физически больно.
— У тебя вид училки, которая проверяет тетрадки и, черкая ошибки красной пастой, мечтает, чтобы хулиган с задней парты отодрал ее в задницу в лаборатории по физике. Пришла покаяться в грязных помыслах?
Он вальяжно, как какой-то бог смерти из японской мифологии – с нашей разницей в росте и его худобой выглядит именно так – наклоняется к моему лицу, проводит по губам кончиком фильтра, и я понятия не имею, почему до сих пор не сбегаю.
Боюсь его до ужаса.
И… не могу отделаться от размытых образов школьной лаборатории, скрипучей парты, на которую меня усаживают вот эти грязные окровавленные пальцы.
Он точно Дьявол!
Он почти некрасив. На его жилистый живот и шрамы больно смотреть.
Его глаза словно выжигают все хорошее и светлое в душе.
Но он будит во мне то, о чем я не думала никогда в жизни. Чего в моей голове не могло бы появиться даже в те дни, когда я заболела тяжелый гриппом и несколько дней провалялась в бреду с температурой под сорок.