Стук в дверь случается резко и болезненно, словно выстрел в висок.
— Анфиса Алексеевна, – слышу голос управляющей. – Марат Игоревич не может до вас дозвониться.
14. Глава четырнадцатая: Рэйн
Глава четырнадцатая: Рэйн
За считанные секунды страшилка спихивает меня с кровати, куда я валяюсь, за компанию прихватив одно из одеял.
Папаша любит спать в роскоши, как сраный падишах.
Дверь открывается. Я валяюсь на одеяле на спине по другую сторону кровати.
Закладываю руку за голову.
И почему-то вспоминаю сказанную каким-то комиком фразу: «А счастье было так возможно… И так возможно, и вот так…»
В теории, если эта корова с кирпичом вместо лица не будет подходить слишком близко, она меня не увидит.
Но вполне может заметить, что ее «хозяйка» слишком раскраснелась и вообще не очень похожа на тоскующую по мужу молодую жену.
У Паучихи нюх на такие вещи.
Я точно знаю.
Ведь именно она – глаза и уши, и даже гребаный нос Островского. Не вышколенная охрана, не дуболомы, который наебать – раз плюнуть. Агата – вот кто самый главный цепной пес этого самодержавия. Она высматривает, выслушивает, вынюхивает – не удивлюсь, если даже оставленные в стирке трусики Страшилки – и вливает все это в уши своего Бога.
Поэтому у нее здесь карт-бланш на то, чтобы творить всякую хуйню.
Например, как сейчас, входить в комнату без разрешения.
Владеть ключами от каждой двери.
Самой принимать все покупки и отвечать на звонки.
Она может творить все, что угодно.
И Страшилка наверняка о чем-то таком уже догадывается, потому что когда открывает рот, ее голос звучит спокойно и взвешенно. Как бы удержаться и не ударить громом аплодисментов этой блестящей актерской игре!
— Я задремала, Агата. – Возится, наверняка изображая удивления по поводу пролитого на поднос чая. – Был тяжелый день в больнице.
В больнице?
Напрягаю слух.
— Я оставила телефон в сумке.
— Перезвоните Марату Игоревичу, - уже не особо шифруя приказной тон, заявляет Паучиха. – Пока он не рассердился окончательно.
«Какие все страшные и нервные». – про себя вставлять пять копеек.
Но все же: зачем ты шаришься по больницам, Страшилка?
— Я обязательно это сделаю, Агата, - говорит «мамочка».
И мне не на шутку интересно, что сейчас будет, потому что у этой малахольной, кажется, только что прорезался голос и дух сопротивления, или я ничего не смыслю в людях. А это не так. Жизнь научила читать этих двуногих как открытые книги: по взгляду, по тому, как дергается кадык, как меняется тембр голоса.