— Лаборатория не будет подделывать тест, - все никак не угомонится этот «чистюля» в белом халате.
— Доктор, вы не услышали, что я сказала? – Немного подаюсь вперед. – От вас требуется делать лишь то, что я скажу и держать рот на замке.
Мне не нравится эта роль.
Она чужда мне, как третья нога или шестой палец. Быть такой настолько не мое, что я начинаю ненавидеть эту женщину в кресле, потому что она собирается сделать много мерзких и гадких вещей.
Но. Кто я такая, чтобы ее осуждать?
— Хорошо, Анфиса Алексеевна, - соглашается доктор, достает носовой платок и промокает пот над верхней губой.
Я снова сажусь ровно.
Не могу позволить себе расслабиться ни на минуту, потому что шкура «корыстной стервы» сидит на мне очень плохо. Одно лишнее движение – и она лопнет по швам.
— Вы скажете моему мужу, что брали у меня анализы, чтобы исключить вероятность ложного теста на раннем сроке. Вам виднее, как это оформить в красивые и правдивые слова. Будьте убедительны – это в ваших же интересах. Вы скажете ему, что, судя по анализу крови, я беременна около недели. И не забудьте сказать про мою повышенную фертильность.
Доктор кивает и снова промокает пот салфеткой.
Надо же, какая метаморфоза.
А вчера сидел в этом же кресле с видом демиурга - и его даже не мучила совесть, что своими словами он ломает жизнь ни в чем не виновной женщины. Ему было все равно, через сколько унижений я пройду, что буду вынуждена сделать со своим здоровьем ради того, чтобы родить наследника одному больному ублюдку. А если бы «холостые выстрелы» Островского не попали в цель, меня бы просто списали как отработанный материал.
— В таком случае, доктор, - киваю на лежащий на его столе телефон, - наберите моего мужа и порадуйте его хорошими новостями. Только, пожалуйста, включите громкую связь.
18. Глава восемнадцатая: Анфиса
Глава восемнадцатая: Анфиса
Прежде чем уйти из больницы, я поднимаюсь на третий этаж, где лежат женщины, проходящие терапию перед подготовкой к ЭКО, нахожу аптеку и покупаю пару тестов на овуляцию.
Они мне пригодятся.
На улице уже вечереет.
Голова немного кружится от резкого морозного воздуха, который словно вливают мне в легкие.
На первом этапе все прошло хорошо.
Островский говорил сдержано, но пару раз переспросил, насколько все точно.
Потом поблагодарил.
И между двумя этими этапами его голос изменился. Стал… Мне тяжело подобрать правильное слово, но именно так звучала бы фраза «я охеренный самец!» если бы ее можно было заключить в один единственный оттенок голоса.