– Где живет управляющий отделением? – спрашивал я у прохожих.
– Десятник? Вот там живет, – отвечали встречные казахи.
Вскоре я уже здоровался с Виктором и его братом Евгением. Это был крупный, очень подвижный человек лет тридцати. В его манере говорить, в походке, в выражении лица чувствовались властность, самоуверенность, бахвальство, самолюбование.
– Ты не смотри, что мы в такой глуши живем! Зато у нас все есть! Здесь все мое, я здесь царь и бог! Пусть только кто-нибудь пойдет против – в порошок сотру!
Виктор, который всю дорогу ловил каждое мое слово, теперь постоянно куда-то отлучался, с ним невозможно было заговорить. Хотелось узнать, замолвил ли он за меня словечко. А Евгений быстро определился:
– К вечеру у нас тут будет банкет. Придут и приедут мои друзья. Тебя я не приглашаю. Нам чужие не нужны. А на квартиру я тебя устрою. Спроси Улдан, она говорит по-русски. Скажи, что от меня.
Мне захотелось задать вопрос о русском гостеприимстве. Но я решил, что этим только унижу себя, молча собрался и ушел. Настроение было испорчено.
А время уже перевалило за полдень. Я быстро разыскал Улдан и объяснил ей, что нужно остановиться на ночлег, а утром я уйду к геологам. Тут я по-настоящему удивился: Улдан говорила по-русски с чудовищным акцентом, с трудом подбирая слова. Я впервые осознал, что русскай язык для казахов – не родной.
Вышел старик, дедушка Шамшубай. Я учтиво поздоровался с ним, спросил, как его здоровье, сколько ему лет. Он ничего не ответил, только что-то спросил у внучки.
– Дедушка плохо понимает по-русски.
И она перевела ему все, что я спросил. Потом сама ответила, что старику семьдесят лет и что он болеет. Оставив меня наедине со стариком, хозяйка куда-то ушла. Вернулась с чайником и хлебом на деревянном подносе.
– Выпейте у нас чаю. Столовой в ауле нет. А на ночь мы вас оставить не сможем. Я – вдова, разговоры разные пойдут. Вы только не обижайтесь. Пойдите к немцам, они живут вдвоем, мать с сыном. Они вас пустят.
Не ожидал я, что окажусь в таком глупом положении. К дому, в котором жили немцы, я подошел уже в сумерках. Узнав в чем дело, встретивший меня у калитки рослый белокурый юноша провел в дом.
– Мама, – сказал он, – Сергею негде переночевать. Пустим его на ночлег?
– Боже мой, конечно! Располагайтесь. Вот вам домашние тапочки. Умойтесь с дороги, вот полотенце. У нас есть кровать свободная. Там вас и устроим.