Риса, серьезная, тихая, в длинном сером платье без украшений,
приблизилась к ясеню. В одной руке она несла черную ленту, в другой
белую. Подошла и встала, опустив голову, как перед настоящим
будущим мужем. Она повязала ленты на ветви дерева, а через
мгновение на месте девушки стояла молодая волчица.
Волчица встряхнулась, подняла морду кверху и завыла. Мурашки
побежали по коже. Свадебная песня-клятва была одновременно нежной,
грустной и очень красивой. Рассер дернулся навстречу, его лицо
исказилось от боли. Пусть обряд и не настоящий, ему было невыносимо
видеть, как любимая клянется в вечной преданности другому.
Зря переживает. Я была уверена, что в этот миг Риса думает
только о нем, о Рассере. Лишь бы все получилось!
Именно сейчас на наших глазах совершалось таинство. Танцы,
веселье, гости, угощение — вся эта праздничная мишура неважна.
Важна лишь эта пронзительная песня.
— Мамуля, — тихо сказала Розали. — Дерево закрыла черная
тень.
Я посмотрела на ясень. Он по-прежнему был освещен солнцем.
— Черная тень впиталась в листочки и кору, — продолжала Розали
заговорщическим шепотом.
Моя маленькая фантазерка.
— Не выдумывай, — улыбнулась я.
— Зато теперь все черное облачко ушло из нашей пушистенькой
Рисы, — продолжала Розали.
Дочь так заигралась, что и сама верила тому, что говорит. Личико
ее сделалось задумчивым и сосредоточенным. Бран накрыл макушку Рози
своей большой рукой, подбадривающе подмигнул.
— Ты мне веришь, дядя Бран?
— Конечно, пичуга. Не бойся, что бы ты ни видела.
— Я не боюсь.
— Молодчина!
— Да бросьте вы эту глупую игру! — прошипела я, не выдержав. —
Бран, ты взрослый мужчина, а ведешь себя как ребенок!
Но тут вперед вышла Нэтти, и мы затаили дыхание, глядя на
дриаду.
— Вот что я вижу: в дерево вселилась чужая недобрая сила, —
произнесла она.
И на этот раз не было места шуткам.
— Я свободна? — спросила бледная Риса, сменив ипостась, и
заплакала.
Рассер вырвался из рук старейшины рода, который удерживал его на
месте, и бросился обнимать невесту. Бережно взял в ладони ее милое
круглое личико, расцеловал мокрые от слез щеки.
— Моя, — прорычал он, но рычание было не грозным, а радостным. —
Моя Р-риса!
Ясень срубили и сожгли. Пламя взвилось до самого неба. Розали
зашмыгала было носом, но Нэтти присела на корточки рядом с
воробушком и по секрету сообщила ей, что для каждого дерева честь
обратиться в благородный огонь.