Деятели советской торговли, проникавшиеся мгновенным нежным чувством к любому гостю из центра, владели арсеналом фирменного привораживания, даже не снившимся нынешним «потомственно-рекламным Клеопатрам Тиграновнам». И нечаянно-неосторожное обращение с легко выливающимися жидкостями было не из самых сложных в их репертуаре.
Один директор крупного харьковского универсама, армянин, неизменный «санчо-пенсо» областного начальства по поездкам в Москву, как-то, потчуя юного Иволгина коньячком у себя в кабинете, предавался добродушной философии, к которой эта нация независимо от профессии и образования имеет природную склонность. Говорил он приблизительно так: «Вот вы, журналисты, часто говорите – со-вэсть, со-вэсть… А со-вэсть в торговле – понятие спэцифическое. Со-вэсть в торговле, – значительно, будто рекордный вес, поднимая брови и отрывая указательный палец от бокала, – совэсть в торговле – это чувство мэры!» И затем доверительно и просто пояснял: «Вот у мэнэ дэвочка там, в конце зала, соками таргуэт. Знаю, грамм дэсэть всэгда нэ доливаэт. Знаю и молчу. Потому что зарплата у нээ малэнькая. Потому что дэсять грамм больше или мэньше – погоды для пьющэго не дэлают, он нэ замэчаэт. Но вот эсли она разбавлять начнэт, эсли наш совэтский чэловэк дрянь пить будэт, я ее сам под обэхээс подвэду».
«Чувство мэры»… Этого армянина Андрей Сергеевич не раз вспоминал, взирая на сегодняшнюю Москву, где мерилом всего стало уже «чувство мэра», человека по-своему хозяйственного, работящего, инициативного и напористого, хорошего товарища, спортсмена и особенно семьянина. Пожалуй, будь он мэром каких-нибудь прославленных Чеховым Воловьих Лужков, поселение это в кратчайший срок стало бы крупнейшим культурным и деловым центром. Но судьба распорядилась иначе. И нет теперь той Москвы – в которой гулялось ночами в тихом одиночестве или гитарной компанией, в которой все узнавалось и все будто принимало в родные объятья, в которой из сладкого векового радушия порой вернуться домой можно было лишь верхом на фонтане, ибо, кроме поливальной машины, никакой другой транспорт безденежного студента выручить уже не мог. Сегодняшнее высотное иллюминированное гетто чиновников, торговцев, бандитов и их охранников уже не пригодно ни для восхищения, ни для уюта. Во всяком случае, тем, кто до сих пор продолжает говорить «булошная» и помнить, где была собачья площадка с большой буквы.