Вокруг популярных детективщиц Пелагеи Пунцовой и Татьяны Осиновой образовался большой кружок литераторов-топонимов – Ряжский, Тульский, Смоленский, Житомирский… Иволгин представил, что, знакомясь с ними подряд, слушая их псевдоимена и на секунду вглядываясь в иллюстрации этих имен, с мушкетерскими усиками и шкиперскими бородками, трудно избавиться от иллюзии всешутейшего собора императора Петра Алексеевича.
Причем псевдонимы эти были строго ограничены определенной широтой. Все, что южнее, давно было занято более авторитетной частью новейшей российской элиты. Ни один литератор просто не рискнул бы назваться Кутаисским, Сухумским или Бакинским. Впрочем, со стороны они старательно копировали позы хрестоматийной чернецовской композиции парада на Марсовом поле, в которой если и нет Пушкина с Жуковским, то есть, по меньшей мере, несколько тучных баснописцев обоего пола.
Пунктуальный Иволгин, равнодушно пройдясь по залам и не обнаружив ничего западающего в душу, уже начал посматривать на часы:
– Не «Мариинка» же, пора и начинать.
– Ждут замминистра Виляева, – бесстрастно откликнулся Нелюбов. – Он опаздывает… Причем всегда.
– Ну, допустим, в Москве не опаздывает только тот, кто не спешит, – миролюбиво заметил Иволгин.
– Нет, Андрей, в данном случае этим нарочито подчеркивается статус. Только когда предполагается кто-то еще починовнее, он обязательно является минут за пятнадцать до начала. Значит, сегодня он – персона номер раз.
– Да, да. Я помню, что из-за Акакия Акакиевича однажды весь департамент не работал, – с улыбкой откликнулся Иволгин.
– Ты шутишь, а я, кстати, у него был недавно в министерстве, – продолжил Нелюбов. – Порекомендовали меня, понимаешь, в качестве кандидата на одну нечиновную, но руководящую должность. Тебе ли мне говорить, что наши мини-стерства – на самом деле макси-стервства? Но куда денешься? Работа предлагалась неплохая, да и знакомая мне. Для начала проторчал около часа в приемной. Наконец, Григорий Иванович подъехали. Пришлось подождать еще минут десять – он менял выездной галстук на местный, в масть кабинета. У них ведь, сам знаешь, зарплата по минимуму, зато за особые условия – галстук там, пиджак в любую жару, общение с народом – идет максимальная доплата.
Наконец, пригласили. Поздоровались. Перстом указал мне на кресло, а сам начал перебирать перекидной календарь на столе. Сосредоточенно и упорно, страничка за страничкой, будто червонец там потерял. Этак минут пять прошло, за которые я, видимо, с помощью резной мебели и инкрустаций на столешнице должен был проникнуться величием его власти. А потом взглянул он на меня – и, как сваренное всмятку яйцо, чтобы легче отколупывать, обдал холодным концентратом своего канцелярского опыта. Спросил, в чем собственно ин-но-вация моей кон-цепции. И тут же минут на семь пошла фонограмма, где он, карьерный чиновник, мне, ну пусть среднему, но все-таки творцу, говорил о важности и необходимости исключительно творческих, амбициозных подходов к сложнейшим вызовам современности.