Пока
я трясусь, Дейдра продолжает инструктаж:
— Расписание сенатора не меняется. Подъем
в шесть утра, десять минут на душ, прием таблетки от повышенного давления и,
наконец, созвон с ассистенткой перед завтраком —
для проверки предстоящих встреч. Тебе нужно зайти в номер, пока он в
душе, и добавить снотворное в бокал с водой, а когда старик вырубится, вернуться и забрать документы.
Подозрительная
схема. Смахивает на сюжет дешевого боевика с притянутой за уши логикой.
— Почему бы не забрать документы, пока сенатор
будет в душе? — настораживаюсь я.
— Тогда он заметит их отсутствие, а нам нужно,
чтобы о краже не узнали до полудня.
Все
равно это слишком рискованно. Вдруг ассистентка решит перезвонить, и сенатор
обнаружит пропажу раньше времени? Да и его окружение вряд ли пустит в номер
неизвестную горничную.
— А как же охрана? — не унимаюсь я.
— Андерсон не любит возни вокруг себя, — усмехается Дейдра. —
Поэтому телохранители сопровождают его только на публичных мероприятиях.
Ее
слова не вселяют уверенности, и я выдвигаю новый аргумент:
— Когда он проснется, наверняка вызовет полицию. И потребует
записи с камер…
— Ими займется служба безопасности отеля, — перебивает
Дейдра. — Твоя забота — документы. Так что просто принеси их и проваливай в
свою аризонскую глушь.
После
нашего разговора не смыкаю глаз, хотя Рид выделяет комфортный номер — четырьмя этажами ниже своего. Из подушек
можно выстроить башню до потолка, нежнейшее на ощупь постельное белье пропитано
ароматом лаванды, но я ворочаюсь, словно подо мной голый щебень.
Вопросы
и недомолвки гонят сон прочь и сеют панику в мыслях. Я не знаю, чему молиться — чтобы утро, наконец, наступило, или чтобы ночь не
заканчивалась вовсе.
Едва
щель между шторами светлеет, я поднимаюсь с кровати и подхожу к окну. С белесой
тающей дымкой растворяется и очарование Вегаса. Огни Стрипа по-прежнему
призывно мерцают, напоминая о развлечениях, но их свет уже не такой яркий и
манящий, как в темное время суток.
Магии
больше нет. И скоро не станет меня прежней, ведь нарушив закон, я предам
собственные моральные принципы. Уподоблюсь Линн, хотя сама же ее и упрекала.
Хотела бы я этого избежать, но другого расклада не существует — придется
подчиниться.
Из
зеркала в ванной на меня смотрит замученный зверек с землистой от страха кожей,
но даже эта унылая оболочка не отражает и десятой доли отчаяния, которое медленно
сгущается в груди колючим комком цемента.