Сенька, сбросив кафтан, надел кольчугу. Под кольчугой – она была короткая – по рубахе натянул ремень, к ремню привесил шестопер. Повязался голубым кушаком по скарлатному розовому кафтану.
– Добро, Иван!
Диакон перекрестил его:
– Мир болеет, и злой он! Иди в него, отрок, яко да Ослябя инок.[88]
Они обнялись, Сенька ушел…
Чем ближе подходил он к Варварскому крестцу, тем сильнее била в голову кровь, и весь он раскраснелся. В ушах звенело. Сенька боялся, что не услышит Спасских часов. Он думал и не мог прибрать мыслей: что отвечать ей… боярыне, что? «Манит… и я не могу терпеть без нее… Беда от патриарха! А ну, уйду с Тимошкой!» Время тянулось долго… Потом ударило на Фроловской башне получасье с полдня, и Сенька увидал, как высокая черница с лицом, повапленным белилами да сурьмой, вошла, помолившись, в распахнутую часовню, зажгла свечу к образу Спаса.
Он подошел к дверям. Она, едва сдерживая себя, шагнула к нему…
В дороге боярыня спешила больше и больше. Когда не было встречных, ловила его руку тяжелую, непослушную и прижимала к своей груди. Рука его содрогалась от ударов ее сердца. Они ничего и никого не замечали, а навстречу им шли люди с носилками, на носилках лежали, стонали больные, носилки приносились к ближней церкви, ставились у паперти, выходил из церкви поп с напутствием, бормотал отходную. Заунывно звонили в разных концах города…
– Долго, долго! Ходить борзо не умею…
Обошли часть Кремля по-за стены, пришли в слободу Кисловку. В Кисловке жили царицыной мастерской палаты швеи и рукодельницы. Старая опрятная баба отперла им.
– Кто? Кого Бог дает? Крещеные ли?
Боярыня сдернула с кики куколь.
– Радость ты моя! Матушка боярыня! Вот кому молиться буду, как Богу, о Феклушке сестрице.
– Горницу нам, Марфа! Да чтоб чужой глаз чей не видел…
– Ой, матушка, кому нынче доглядывать? Все текут к церквам, кто богобойной, а тот, кто лихой да бражник, – у кабака до сутемок… болесть кого куда гонит…
Они прошли в горницу. Старуха ушла, боярыня заперла дверь на щеколду. Спешно падали на пол черные одежды, а на черное – комком и боярское платье вместе с шитым золотом повойником.
– Ух, какая на тебе рубаха! Сколь звону в ней, сколь весу…
Сенька стащил с плеч панцирь.
– Семен! Месяц мой полунощный…
– Боярыня!
– Кличь Малка! Меланья… Малка, Малка!
– Ты как в мале уме…