Домой Гюря вернулся в начале травня,
когда холопы, взятые им летось16 в землях вятичей, распахали поля и
посеяли жито, но радостной встречи не получилось. Никто не вышел
встречать хозяина на порог дома. Жена не бросилась снимать сапоги с
ног уставшего мужа. В имении царило запустение, а дом пропах
ладаном и болезнью. Волочок бил в набат. В маленькой деревянной
церквушке, поставленной самим Великим Князем, беспрестанно
молились, прося бога отвернуть от городка лихоманку и моровое
поветрие.
- Крепись, боярин, - ключник
Остросмысл, перехватил Гюрю в сенях.
- Где Всемила, говори! – сгрёб
ключника за ворот Гюря. – Что с Богданом?!
- Отходят они. Хозяйка всё тебя
ждала… Как Раду схоронили, она уж и не вставала.
- Как схоронили?! – обомлел Гюря, не
желая принимать смерть любимого «колокольчика» и что у него больше
нет дочери.
- Седмицу назад отпели, -
по-мертвецки, бездушно ответил Остросмысл, сам недавно похоронивший
сына, отдавшего богу душу.
До женской половины тиун не добежал,
столкнувшись в переходе с греком Аристархом.
- А-а-а! – раненым волком завыл Гюря,
осознав всю глубину слов волхва, сказанных им вместо
напутствия.
- Крепись, сын мой, они отныне в
лучшем мире, - безудержно коверкая русские слова, изрёк горбоносый
худосочный грек, сосланный в варварскую глухомань за какой-то грех
или прелюбодеяние. – Всё по воле Господа Бога…
- По воле, говоришь?! – грек
отшатнулся от безумного взгляда грязного чернобородого варвара, но
рука с длинным ножом оказалась быстрее. Булатное лезвие пробило
одежды и живот, впившись в тёплое нутро и печень.
- По воле, говоришь?! – опрокидывая
лампады с маслом, орал Гюря, глядя на быстро разгорающееся
пламя.
- Вон, все вон! – приказал он
прислуге и холопам, собравшимся во дворе, выскочив на крыльцо дома,
из-под венцов которого начал пробиваться густой белый дым.
Уже запираясь в женской горнице с
покойными женой и сыном, убитый горем Гюря резко встрепенулся. Ему
ведь не поблазнилось, когда он гнал слуг вон - в створе распахнутых
настежь ворот стоял Ведагор, опирающийся на посох, кованным
навершием которого когда-то был сломан нос хозяина поместья.
- Огонь очищает, - казалось, произнёс
синеокий волхв, глядя прямо в глаза Гюри.
- А-а-а! – ринулся наружу тиун, но
ревущее пламя, ворвавшееся в открытую дверь, отбросило его
обратно.