Бросив бездыханное тело в сугроб,
пленители поволокли Гюрю в центр вески, куда гриди волхва и таёжные
охотники сгоняли и сносили полон, состоящий из раненых кметей
княжеской дружины и наёмных нурманнов.
Подойдя к северным наёмникам, волхв
заговорил с ними на их наречии, которое Гюря неплохо понимал.
Услыхав о вире, пленные нурманны расхохотались в лицо Ведагора,
поливая того отборной бранью и грозя страшными карами.
- Когда я был молод и горяч, то не
раз ходил по Студёному морю с ярлами в земли саксов и франков.
Ворочал весло на драккаре. Не один раз смешивал кровь с великими
воями, давая над огнём братскую роту14. Для чего я клялся? Разве
для того, чтобы выродившиеся дети кровных братьев, презрев клятвы,
польстившись серебром и шкурками, пришли в мой дом с огнём и мечом?
Глядите, они тоже предали веру отцов и дедов, - длинный палец
волхва указал на крестик на шее одного из нурманских наёмников,
долгое время охранявшего важного вельможу в Царьграде и принявшего
там таинство крещение. – Что ж, вы грозили мне карами и лютой
смертью, но я не стану отвечать вам взаимностью. Один ярл был ко
мне настолько добр, что научил, как превращать людей в орлов15. Вы
утопили мой дом в крови и опоганили святое место, поэтому меньшего
недостойны.
Поносившие волхва на чём свет стоит,
четверо нурманнов резко поперхнулись языками, осознав для чего и
для кого приготовлены козлы с кожаными ремнями наперекрёст.
- Нет, нет, мой отец заплатит виру! –
сделавшись белее снега, закричал молодой, безусый нурман, мгновенно
схлопотав в лицо тупым концом тяжёлой рогатины.
Перед казнью всем заморским северянам
отрубили большие пальцы на руках, дабы в Вальхалле они не могли
пить пиво и держать оружие.
Взятых в полон дружинников князя, в
отличие от нурманнов, заперли в бане, обложив её хворостом.
- Огонь очищает, - изрёк Ведагор,
бросая факел на политую дёгтем вязанку.
- Оставил меня напоследок? – каркнул
Гюря в спину волхва.
- Твоя правда, - повернувшись, волхв
присел на корточки перед пленником. – Напоследок. Не бойся, ты
будешь жить и даже пальцев, носа или языка не лишишься, никто о
твоё дерьмо мараться не станет, но ты сам проклянешь себя и сам
пожелаешь сдохнуть, когда потеряешь самое дорогое и твой новый бог
тебе не поможет. Никто не любит клятвопреступников и предателей.
Боги тем более… Дайте ему коня и припас на два дня. Пусть расскажет
воеводе и сыну князя, что путь в лес им и дружине отныне заказан.
Пусть сами считают, во что им обошлось полюдье и желание хапнуть
две шкуры с одного волка.