Владимир не стал рассказывать
старикам о шашнях с журналистами губернского разлива и нескладном
веснушчатом мальчишке из соседнего дома, которому он за мзду малую
определил роль связного с корреспондентом. В случае ареста Василёк
должен был позвонить по указанному номеру, сказав, что клиента
«упекли». Ничего сложного, один звонок за полноценных три рубля
оплаты, поменявших хозяина заранее.
В родную альма-матер он проходил
четыре дня, пока его настоятельно не попросили покинуть учебное
заведение, сунув в нос наскоро состряпанные приказы, согласованные
со студенческими организациями. Не будь дураком, прежде чем
покинуть университетские стены, Чаровников сходил в деканат, где
потребовал выписки из табеля успеваемости и журнала посещения
занятий. Получив искомое, он вновь потряс мошной у нотариуса и
навестил суд с прокуратурой, оставив в них по исковому
заявлению.
О приезде «воронка» Владимир узнал
заранее благодаря Матвею Панкратовичу, сообщившему о приказе,
спущенном из ГубУправления. Начальствующий над Панкратовичем
околоточный и рад бы лишний раз не дёргаться, ведь искомый приказ
не подкреплён санкцией прокуратуры, но не исполнить его не мог,
отправив на сопровождение чина из криминальной полиции пару
жандармов для соблюдения видимости законности. Вероятно, у Ермолова
где-то что-то сильно застопорилось и подгорело в подмасливании
надзорных органов, либо не сработали старые связи, так как в
губернскую прокуратуру недавно пришли новые люди. Разглядев
каталажку на колёсах, рыжий Василёк стремглав умчался домой
отрабатывать жалование.
Отсчёт времени пошёл.
Как «первохода» Владимира должны были
определить в камеру с такими же, как он, «первопроходцами», но
неожиданно для его самого, сунули в узкую, словно пенал одиночку. С
середины прошлого столетия в тюрьмах и следственных изоляторах
Империи строго следили, чтобы в камеры к рецидивистам не
подсаживали таких вот «желторотиков», впервые оказавшихся под
следствием. И даже авторитет Ермолова не мог поколебать
установившийся строгий порядок, но вот пихнуть «пацана» в одиночку,
в которых обычно содержали особо опасных преступников, вполне. Не с
рецидивистами ведь! Тут и овцы целы и волки сыты, и сделка с
совестью совершена. Одна радость, режим содержания щадящий –
газеты, книги, иная периодика.