Сам я не имел возможности сообщить об инциденте
по телефону, поскольку дежурный врач С.И. Шмеерзон посадил возле
единственного имеющегося в отделении телефона медсестру Т.А.
Кононенко, запретив ей подпускать кого-нибудь к аппарату. До
другого же аппарата я добраться не мог, поскольку дежурный врач
С.И. Шмеерзон запер на замок решётку, перегораживающую выход из
отделения; ключ же от замка имелся только у него.
По поводу сотрудников Секретного отдела ОГПУ
СССР, производивших изъятие «Беглеца», имею сообщить
следующее…»
- Зима-то в этом году какая!.. -
мужчина, стоящий возле окна, вздохнул. – Впору пожалеть, что
отменили празднование Нового Года!
Для подобного восхищения имелись все
поводы: снег на улице валил густой, по-настоящему январский.
Электрический фонарь на чугунном столбе красиво подсвечивал его
пелену, укрытые белыми подушками ветви лип на бульваре, засыпанные
по самые спинки скамейки…
- Религиозный дурман, Меир. – с
усмешкой ответил второй, сидящий возле стола. Он откупорил бутылку
коньяка с надписью «Арарат» на этикетке, сделанной по-русски и
по-армянски. – Сплошной религиозный дурман и злонамеренное
отвлечение трудящейся молодёжи от идеалов мировой революции. Хотя,
Ильич, помнится, одобрял, и даже сам устраивал ёлки для детей
кремлёвских служащих…
- Времена меняются. – Трилиссер ещё с
минуту полюбовался крупными хлопьями снега, которые третьи сутки
без перерыва валились на Москву из низких серых туч, и отошёл от
окна. – И нам следует заранее подготовиться к этим переменам. Вот
скажи: ты, Мессинг, Лацис, даже Ягода – неужели вы так уж ждёте
прихода Кобы?
- Ты ещё скажи Агранов с Петерсом. –
невесело усмехнулся Бокий.
- Я слышал, Петерс сейчас руководит
чисткой в Академии Наук?
- Да, с тех пор, как в октябре его
вывели из членов Коллегии, он никак не может успокоиться, всё ищет
врагов. Арестовал - ты только подумай! - академика Платонова вместе
с дочерью. Шьёт создание какого-то там «Всенародного союза борьбы за возрождение
свободной России», а ему без малого семь десятков!
- Не Петерс, так кто-нибудь другой,
не сейчас так через год. - Трилиссер пожал плечами. – Надо было
Платонову уезжать ещё в двадцать втором, вместе с Ильиным,
Бердяевым и прочими нашими
историками-философами[1]. Ясно ведь было,
как день, что не уживётся эта публика с соввластью ни за какие
коврижки!