Почему? Я замираю на миг, но додумать
не успеваю.
Изогнув спину, ерзая по мне, Лисица
сбрасывает рубашку. И мне становится совершенно всё равно,
почему.
**
Предрассветная серость потолка.
Сонное опустошение. Смятая рубашка из тонкой поблескивающей ткани
лежит на краю кровати, как только что сброшенная змеиная кожа, ещё
таящая ядовитое коварство.
– Помоги мне.
Поворачиваю голову. Перед глазами –
серый утренний туман. У моего уха – горячие сухие губы. Куда делось
одеяло?
– Помоги мне выбраться. Они меня
теперь не выпустят.
Предрассветная серость тает,
клубится, сгущается в Лисицу, которая лежит рядом, приподнявшись на
локте. Второй рукой зачем-то прикрывает грудь. Цветные нити в
черных волосах кажутся серыми. Глаза на круглом лице – два провала
в бесконечность.
Скрипит дверь, впуская звуки и запахи
просыпающегося дома. Лисица охает, падает обратно на кровать,
вжимается в простынь. Она бы могла стать незаметной, если бы одеяло
осталось на кровати.
– Лисица, брысь, – невозмутимо
говорит Зануд.
Она садится и неловко съеживается,
пытаясь прикрыться руками. Я подаю ей рубашку, нахожу наконец
одеяло, набрасываю на нас. Зануд ждёт в дверях. Лисица, путаясь в
рукавах, одевается и, бросив на меня умоляющий взгляд,
исчезает.
– Завтрак ждёт, – вежливо уведомляет
меня Зануд. – И рыбалки тоже ждут, когда вы сподобитесь расспросить
их про всё, что имеет важность для дела. Танна, да будет дух моря к
ней милостив, желает услыхать ваш ответ до полудня.
**
Вчера вечером Хрыч долго ходил по
своей комнате из угла в угол, раскладывал скудные пожитки, негромко
бубнил – обживался на новом месте, умасливал разговорами дух жилья,
выметал из углов остатки памяти прежних людей, которые спали в этом
месте. Говорил, говорил, говорил.
Быть может, поэтому сегодня Хрыч
выглядит довольным, в отличие от меня. Моё сладкое предутреннее
опустошение уже затерлось обыденностью, возвратившейся слишком
быстро. Как всякий хмурь, я не связан ни с какими духами: Хрыч и
остальные назидаторы… то есть наставники – они нарочно так нас
растили, чтоб мы не ожидали чудес свыше, а чудили сами. И никакая
зараза ведь не спросила: а вдруг нам хотелось получать свою толику
защищенности и заботы от человеческих духов?
Ходим по поселку, сопровождаемые
Занудом. Он – впереди, мы – подотстав. Пару раз спускаемся и
поднимаемся на подъемниках. Осматриваемся. Говорим с рыбалками.
Пока ничего толкового нам не рассказали. Клетку открыли, клетку не
открывали. Брата танны в тот день видели, брата танны в тот день не
видели. Сирены сдохли, сирены уплыли. У меня не складывается
никакого понимания, я не знаю, могу ли прийти на Хмурую сторону с
такой кашей в голове. Не представляю, смогу ли дать танне ответ до
полудня.