Выставит — может, и к лучшему, с глаз долой… Биохимическая буря проходит быстро, если не подогревать ее встречами да несбыточными мечтами. Так что сейчас мне надо думать не о том, что бросает в жар, стоит случайно встретиться взглядом, а о том, что Винсент сменил тактику, но не намерения.
А, может, в самом деле рассказать ему обо всем? Невозможно же вечно жить настороже, шарахаясь ото всех. Угу, может, еще и инквизитору рассказать? Совсем мозги от гормонов размякли. Если у мужчины шикарная улыбка и объятья, в которых грелась бы и грелась, это не повод ему доверять.
Он надолго замолчал, покачивая в руках кружку и явно о чем-то размышляя. Я не мешала ему, прихлебывала чай, в самом деле очень вкусный, с едва заметной терпкой горчинкой. Медовая сладость только испортила бы его. К слову, Винсент свой чай тоже не сластил.
— Хорошо, — сказал он наконец. — У тебя свои тайны, у меня свои, но нам придется как-то договариваться и работать вместе.
Придется? Это мне придется, а у тебя есть варианты. Или тебе за студентов по головам платят? Так из-за одной меня не обеднеешь.
— Для начала я хотел тебя попросить, чтобы ты подняла и расспросила тело Ивара.
Винсент нахмурился, вокруг рта появились жесткие складки.
— Конечно, я могу сам, но…
Разговаривать с телом, в котором уже нет жизни, смотреть в мертвое лицо друга и знать, что больше не будет ни веселых попоек, ни задушевных разговоров, ни бескорыстной помощи?
— Но это слишком больно? — прошептала я. — Прими мои соболезнования.
Он не ответил, только на миг плотнее сжал губы.
— Спросишь, почему ты, а не кто-то из старшекурсников?
Я кивнула.
— Потому что очевидно — тебе уже приходилось заниматься чем-то подобным. Может быть, не поднимать и расспрашивать мертвых, но каким-то образом… Возможно, в сыске, хотя, насколько мне известно, женщин они берут только в осведомители. Или какой-то тайный орден, потому ты и молчишь так упорно. Зачем только тратить агента с такими мозгами на такого, как я — никак в толк не возьму.
— У тебя паранойя, — вздохнула я.
Он вскинулся:
— Что это значит? Ты уже второй раз употребляешь это слово.
— Мания преследования.
— Скажешь, я придумал, что на некромантов идет охота?
— Не скажу. Что-то действительно нечисто, но я тут совершенно ни при чем.
Теперь пришла моя очередь размышлять, уткнувшись носом в почти пустую кружку. Очень хотелось выговориться, наконец, и будь что будет. Но мое ли это желание?