— Значит, приняли тебя разведчики? Показался ты им? —
переспросил капитан, тщетно пытаясь сглотнуть комок в горле.
— Показался! — с вызовом ответил мальчик. — Только капитан
Енакиев… За что? Что я ему сделал? — и такая боль была в голосе
мальчугана, что офицер не выдержал, приказав подать коня.
— Это вам не игрушка, — сказал на прощанье разведчикам капитан,
потерявший всю семью. Он понял мальчишку, просто понял, что тот
хотел ему сказать. — Это живой человек. Помните об этом!
— Есть помнить, — озадачено ответил ефрейтор Биденко. — Ну-ка,
пастушок…
Так и остался Гарри, ставший Ваней, у разведчиков. Время от
времени мальчик помогал им, воюя за родную землю. Его война была не
в выстрелах и взрывах, а в черточках, квадратиках, запятых на
карте, и то, что делал мальчик, было очень важно. Ощущая себя
нужным и важным, Ваня забывал прошлое, забывал окрики тети Петуньи
и плетки полицаев. В его памяти они смешались друг с другом, отчего
мальчик был рад, что теперь он среди своих.
Однажды перед наступлением разведчики решили взять и пастушонка
с собой, очень уж он просил. Нужно было разведать броды,
расположение резервов и будущие позиции. Ваня шел впереди, ведя в
поводу худющую лошадь, почти скелет, недавно обнаруженную
разведчиками. Легенда была проста, потому встреченные немцы легко
верили ей — мальчишка искал лошадь, ведет домой.
Но Ваня решил, что этого мало, принявшись рисовать карту бродов
и мостов, при этом увлекся и не заметил фашистов. Так мальчик
оказался в гестапо.
— Кто это рисовал? — спросил толстый эсэсовец.
— Я не знаю… я нашел… — промямлил мальчик, думая, как сбежать,
но сбежать ему не дали. С силой раскрыв рот Вани, немцы обнаружили
следы чернильного карандаша.
— Ты нам все расскажешь! Говори, где партизаны? — Ваню били,
требуя сказать, кому он должен был отдать нарисованное.
— Я не знаю! Это не мое! — громко кричал мальчик. Боль все
усиливалась и усиливалась, отчего Ваня потерял сознание, будучи
заброшенным куда-то во тьму.
— Завтра тебя повесят! — это было последнее, что услышал Гарри,
что был Ваней.
***
Бить Гарри перестали. От него, скорее, старались держаться
подальше — очень уж бешенным он был. Готовый вцепиться в горло,
мальчик не думал о том, что его могут запереть, ведь в своем
понимании, он и был даже хуже, чем заперт — он был среди фашистов.
Поседевшие волосы пугали взрослых людей, почему-то не желавших
разобраться, что же происходит дома с ребенком.