Редкие мужнины письма женщина бережно хранила, перечитывая время
от времени. Последнее датировалось 44 годом, а после тишина. Зато и
похоронки не было, значит жив Захар, сердце женское не
обманешь.
Муж вернулся в июне 45, да не один, а с Матрёной, своей
фронтовой подругой, разбитной рыжей бабёнкой, с блудливыми глазами,
которая и в подмётки официальной жене не годилась, данный факт
отметили все.
На что расчитывал фронтовик, герой войны? На понимание и
прощение? Скорее всего, он и сам не знал на что именно. Вначале
повёл Захар новую жену в дом матери, да та сразу дала от ворот
поворот. Сказала, не будет потворствовать его блуду.
- Ты мне конечно сын, и коли не простит родная жинка, я тебя
конечно приму, но только одного, без этой бесстыдницы. Мне такая
невестка не нужна.
- Матрёна моя жена и я её люблю.
- Господь с тобой, в нашем роду не было двоежёнцев. Ты бы хоть
людей постыдился, а родным детям как в глаза смотреть будешь?
- Они вырастут и меня поймут.
- Бог тебе судья, сынок. А сейчас уходи с глаз моих.
Делать нечего, пришлось тащится на своё подворье. Захар
поселился с новой жинкой в старом домике, который давно был
переделан под летнюю кухню. Шура, как увидела мужа с другой
женщиной, так и обмерла.
Она сразу всё поняла, но ни слова не сказала, сделала вид, будто
их не замечает. Подумаешь, поселились по соседству двое чужаков, ей
нет до них никакого дела. Старшенькие-то дети всё понимают, а вот
малому всего лишь три с половиной года, и как тут запретить ему
бегать за отцом с криками:
- Ура, тятька вернулся?
Вот где ад, с которым ничто не сравнится. Шура тогда враз с лица
спала, похудела, осунулась, одни глазища на пол лица сверкают. А
этот кобель решил миром всё порешать, мол, не чужие же друг другу
люди.
- Я ведь, Шурочка, всё понимаю. Трудно одной-то, без мужика? Так
ты не бойся, только скажи.
- А ну, не замай. Подойдёшь близко, зарублю.
- Да ты о чём подумала, дурочка? Я вовсе не это имел в виду.
- Мне всё равно, что ты имел в виду.
Что творилось в душе Александры известно только ей одной, да
Господу Богу. Так и жили бок о бок, жена законная с детьми в новом
доме, а муж с полюбовницей в соседнем. И ведь деваться-то
совершенно некуда.
На всём белом свете не было никого у Шуры, к кому можно уехать.
Она лишь в сельсовет обратилась с просьбой развести их с мужем
официально. За жизнью этого странного семейного многоугольника
наблюдала вся деревня.