Но где-то в глубине души хуже
собственного бессилия хоть что-либо изменить меня грызло совсем
другое. На одной чаше внутренних весов там качалось стремление
уничтожить демона. На другой — желание спасти чем-то
зацепившую меня за живое девчонку. И если быть честным
хоть с самим собой, этот благородный порыв никак не мог
перевесить заветное — мрачное, отдающее горьковатым привкусом
слез и до одури пахнущее дымом и кровью —
желание собственными руками порвать на куски всякую вышедшую
из Ведьминой плеши тварь. Желание, которое преследовало меня
большую часть жизни и которое умрет только вместе
со мной...
— Эдвин! Пива тащи! — И, захлопнув за собой
дверь, я вышел во двор.