Бесшумно следуя за провожатой, я мысленно
разговаривала с талисманом. Ага, прям самым натуральным образом. В
духе, «спасибо, родненький», а также «ну и чего ж ты раньше
молчал?». Ответ пришёл сам собой – молчал потому, что не
спрашивала.
Завещание, теперь это стало совершенно очевидно,
хранится у мачехи. Сие печально, но вылазка всё равно оказалась
полезной. Об этом напомнил томик, плотно зажатый в руке. И Камень,
надо же… «заговорил».
Соглашаться с подобными вещами было странно и
непривычно, что ли. Однако, противиться новому знанию, пусть и
такому иррациональному, совсем не хотелось. Потому что с данного
момента во мне поселились спокойствие и некоторая даже уверенность.
И отвергать реальность помощи шерла – значило добровольно
отказаться от только-только наладившегося душевного равновесия. И
вообще, себе не верить.
А к обеду следующего дня прилетела просто
бомбическая новость.
С утра ещё, как говорится, ничто не предвещало
глобальных перемен.
За завтраком в очередной раз мило попрепирались с
мачехой. Я, знаете ли, с памятного обеда добросовестно выходила к
трапезе, чтобы маман, не дай бог, не придумала себе, что падчерица
дала слабину и прячется от неё в своей норке. А то, чую, только дай
повод, и без того нехилая корона от ложного чувства победы вовсе
раздуется до неимоверных размеров.
Однако, справедливости ради, следует отметить, что и
соперник мне достался не из слабаков. Матушка хоть по шажку
уступала, сдавала позиции, но принимать поражение и окончательно
капитулировать категорически не собиралась.
В этот раз, например, её озарило, что у меня
неоправданно мало заняты руки, от чего слишком перегружена голова.
А значит, моё свободное время срочно необходимо заполнить активным
полезным трудом. Ну, до того чтобы заставлять махать тряпкой или
перебирать крупу Нини, хвала небесам и ещё не вполне, видимо,
утраченному здравому рассудку, не додумалась. Зато решительно
вознамерилась определить нерадивую падчерицу в
белошвейки.
И не какие-нибудь шторки-простынки чинить, нет. В
полный рост присоединиться к команде вышивальщиц и включиться в
процесс изготовления приданного для её крошки. Вроде как в
отработку упущенного своего.
Хорошая попытка снова загнать строптивую меня в
стойло, но не зачёт.
С самой любезной и благожелательной улыбкой на лице
я сообщила «матушке», что сама лично никому ничего не отдавала, а
посему не испытываю ни малейших угрызений совести в утрате части
полезного имущества, переданного родителями на сохранение в чужие
руки, оказавшиеся столь ненадёжными.