Вогнал, змей, девчонок в краску. Те не знают, куда и деваться от стыда: «Серёжа, ну прекрати, а то мы сейчас уйдём». – «Ну да, вы уйдёте только тогда, когда нас всех разбудит рассвет, а на столе будет пусто». – «Ты что думаешь, что мы останемся на всю ночь?» – «А вы разве думаете иначе? Вы ведь знали, куда и зачем шли, впрочем, не будем торопить события, так что заранее не краснейте, а наливайте, и я скажу большой и красивый тост в честь юбиляра».
Серёга сам разливает вино по принесенным, тоже девчонками, фужерам, потом, держа в фужер в руке, долго что-то плетёт о крепкой мужской дружбе, и, когда всё смешав в кучу, он провозглашает тост: «За дам, за милых дам!» Мы наконец-то чокаемся и стоя выпиваем. Всё, на этом торжественная часть праздника заканчивается, и дальше пошло, кто во что горазд. Третья дама, ещё раз поздравив юбиляра, то есть меня, и дёрнув на посошок, удаляется. Она в посёлке числится в невестах, поэтому известная «известность» ей ни к чему, хотя я точно знаю, что не будь она лишней, то есть третьей, она с удовольствием осталась бы с нами до утра.
После третьего захода мы уже закусывали только поцелуйчиками, тисканьем округлых девичьих форм и звуками Серёгиной гитары. И всё было нештяк, всё было в лучшем свете. Через пару часов нас потянуло не в постель, как по идее и должно было быть, а на улицу, на мороз. Девахи увели нас на речку Армань, впадающую в море, но не на саму речку, а в какой-то лиман, поросший высоким камышом, и с проплешинами зеркального льда, в котором отражались тёмные сопки и полярное небо с яркой луной. Это место и само было какое-то экзотическое, с лунным жутковатым пейзажем.
Мы долго бесились на гладком льду, пока Серёга не провалился в камышах, заваленных снегом, почти по пояс. Я с детства знал о коварности льда в камышах, да ещё и под снегом, где лёд практически не промерзает, но не успел ничего даже сказать, предупредить.
Делать нечего, и нужно идти где-то сушиться, Светка вроде даже обрадовалась: «Ребята, айдате к нам, вон наш дом, у нас печка русская, горячая, и бидон браги стоит у Бати». Во речугу двинула, и как тут отказаться от своего нечаянного счастья, и мы толпой вваливаемся в избу, наполненную запахами сетей, рыбы, каких-то трав, браги, и самое главное – теплом настоящей, редкой в этих краях, русской печки, занимающей половину рубленой избы.