Тогда-то я и решила стать смелой. Сильной. Но стала ли? Нет.
И до сих пор понятия не имею, как измениться.
…Беру в руки кружку с чаем, усаживаюсь в кресло-грушу, скрещиваю ноги и, вдыхая запах мяты, смотрю на циферблат старых часов. Восемь часов. Полдевятого. Девять. Мерное тиканье - тик-так, тик-так, тик-так.
Комнату поглощает тьма. Предметы перестают существовать, остаются только их тени, но потом и они исчезают - я проваливаюсь в сон.
Во сне я бреду по мостовой босиком сквозь густой ночной туман. Идти тяжело, потому что булыжники - не только под ногами, но и в карманах моего платья.
Платье длинное, но почему-то всё изодранное: карманы тоже дырявые, камни оттуда вываливаются и до крови ранят ступни. Я морщусь от боли и внезапно понимаю, что иду не по улице, а продираюсь сквозь свой текст - тягучий, темный и душный, а булыжники - это слова. Я поднимаю их с мостовой, пытаюсь засунуть обратно, но они опять выпадают - больно, больно, больно. А потом я вдруг слышу насмешливый голос Майера - в текстах должны быть легкость и свет, и воздух, а у тебя ничего этого нет.
Я даже не злюсь, а просто останавливаюсь и спрашиваю, всматриваясь в туман, - а где же мне всё это найти? А он отвечает - когда-то выбор сделали за нас, но теперь мы выросли и сами можем сделать выбор, и научиться тому, чему нас не научили. Мы сами должны создать свой свет, а не искать чужой, но только у тебя ничего не получится.
«Глупая, глупая девочка, - после этих слов голос Майера становится тихим и пугающим. - Хотя ты и так наверняка знаешь, кто ты. Впрочем, это не важно… Подумай. Вспомни-ка свое далекое детство. Вспомни-ка…Наконец, вспомни».
Я вздрагиваю и просыпаюсь от бешеного сердцебиения. Чашка с остывшим чаем стоит на полу рядом с креслом.
Я снова закрываю глаза, дышу медленно и глубоко. А затем поднимаюсь, отношу чашку на кухню, включаю ноутбук и начинаю печатать: «УРОК № 1: РАВНОДУШИЕ».
В субботу и воскресенье я совсем не отдыхаю - пишу новую книгу для Марка. Спину ломит, глаза слезятся, голова идёт кругом, а меня волнует другое: важно не только завершить повесть, но и отдать её в подходящий момент.
Это как вброс соли при работе с акварелью. Самые большие и фактурные разводы получаются от крупнозернистой соли, но для необходимого эффекта нужно угадать момент вброса. Обычно этот момент наступает ближе к высыханию заливки, когда бумага уже не блестит от воды, но поверхность ещё влажная.