Помещик внимательно посмотрел на себя
в небольшое зеркало на столе.
- Странно, - немного удивился, - как
ни гляжу, не вижу. Ты, Аким, тоже не видишь?
- Н-нет, ваше высокоблагородие, не
вижу, - осторожно ответил тот, опасаясь, что сейчас случится
буря.
Он совершенно не ошибся. Буря
началась и какая!
Синие глаза барина, обычно теплые и
производившие на его лицо картину беззащитности и домашности, вдруг
заметно похолодели и обесцветились. Казалось даже в самой комнате
прошла волна мороза. Теперь Аким очень даже верил всем его словам
об огненном кнуте и о безжалостном наказании.
- Прости барин, ради бога, - завопил
управляющий, бросившись на колени. Внешне казалось, что он крайне
испуган и готов делать все приказания господина, но внутри как-то
каменно уперся. Пусть бьет, он не девушка, а за общество можно и
пострадать, благо и его хозяйство большое.
Он еще не понимал, как связаны эти
бумаги барина и новые налоги, но был твердо уверен – опять будут
драть, как сидорову козу. Ибо, как бы и сколько бы дворяне не
пыхтели, а все равно приходили к крестьянам и брали налоги больше и
больше. И этот тоже возьмет и любимые его «новшества» обернутся
новыми тяготами.
Звонкая затрещина на миг ослепила
Акима, но он даже не шевельнулся, чтобы сопротивляться. Барин в
своей силе, а значит, и в праве. Пусть бьет, может меньше налоги
будут.
А тот вдруг успокоился, затих на
своем иноземном стуле. Плохо дело! Аким уже привык, что городские
приедут, пошумят о малости налогов, почистят рыло, да и обойдутся
какой-нибудь телке или порося, на грех себе показавшихся на глаза
приехавших. А что теперь делать, барин ведь! И управляющий застыл
на коленях, с надеждой глядя на своего господина.
А Макурин между делом поедом ел себя.
Тоже мне скотина, нашел кого бить. Крепостной крестьянин,
разумеется, все стерпит, пусть помрет, а будет смирно стоять. А
он-то чего, попаданец XXI века, в своем времени пальцем никого не
тронул, а тут… эх!
- Ты пойми, Аким, крестьяне наши
работают замечательно, а вот получают мало. да еще повинности на
них большие. Ты меня прости, осерчал я сегодня. Врете вы с
налогами, белыми нитками все у вас шито.
- Воля ваша, ваше высокоблагородие, -
смирено ответил Аким, но при этом зыркнул сердито, постаравшись,
правда, сделать это незаметно.