И не только в лавки и в руки
различным торговцам. Андрей Георгиевич чем больше, тем все
настоятельнее думал о трактирах. Целой сети трактиров, кафе,
булочных и т.д. со своим-то сырьем (дешевым и даже бесплатным), да
крепостными работниками, недорогими, хотя и не бесплатными, людям
тоже надо питаться. Нои не очень-то, поскольку много жрать
вредно.
Думаете, много ли можно получить
прибыли с изготовления и продажи хлеба? Так вот я вам скажу – до
хренищи и его немного, если зерно у крестьян ты получаешь бесплатно
(или, по крайней мере, задешево), а продаешь покупателям в центр
столицы дорого. Главное, не особо промедлить и не лопухнуться!
Ну и, наконец, третий сектор. Ведь,
как и любой торговец и спекулянт, Андрей Георгиевич не только
должен покупать или получать от крестьян, но и продавать им же
городские товары. Это и деревне выгодно (дешево и быстро) и самому
помещику. Все же в свой карман падают денежки.
Здесь продавать можно, э-э, в
принципе, все. Деревенская продукция, если и имеется, то по цене и,
особенно, по качеству серьезно отстает и сравнится не может.
Главное, думая о сиюминутной наживе, не придавать своих же людей.
И, скажем, не просто металл продать, а продать его кузнецам,
обговорив у них небольшую наценку. Продавая ткань и изделия из
него, не позволить крестьянам задушить собственную продукцию.
Что там еще? В сущности, крестьянская
промышленность в XIX веке уже захирела и ее было мало. Но она все
же была и попаданцу не хотелось быть именно тем человеком, который
окончательно уничтожил ее. Хотя бы и в масштабах одного
помстья.
- Вот так-то Федор и будем жить! -
вслух пообещал он своим спутникам.
- Господи Иисусе! - даже испугался
бывший кучер, временно повысившийся (понизившийся?) до охранника. В
поместье ему жилось хорошо. По крайней мере, кормили так, что у
него появилась какая - никакая складка на животе. Барин обещался
женить и даже показал местную девку. Та, правда, оскорблено
фыркнула, но это ничего. всякая кобылица с норовом, пока не
становится лошадью. И у людей девка гордая пока не становится
семейной женщиной. А женщиной она, между делом, быть хочет, хоть и
боится. так что милая, давай с божьей помощи в церковь, а там и в
свадебную постель.
Все хорошо, но эта грязь
надоедливая…
- Все хорошо, Федор, эта грязь
весенняя, она с ней и уйдет. А летняя грязь легкая, необидная,
почистишься у речки, сапоги помоешь и все… а это еще что за
ерунда?