- Ты зря на меня сердишься, - уже
серьезно сказал он ей, - что мужчины смотрят на фигуру каждой
женщины, так это в нас от Бога. Ты же не ведь не озлобишься на
Бога, милая?
- Не богохульствуй! – предупредила
она его, но так по-доброму и влюбленно, что он не выдержал и крепко
поцеловал.
Она сопротивлялась, хотя как бы и не
против. А потом плюнула на все эти смиренности и стыдливости, сама
обняла и крепко поцеловала.
И ничего что время от времени в
кабинет заглядывали крепостные со своими важными делами. Господа
заняты своими господскими делами и не фиг там заглядывать!
В Санкт-Петербург они, как и
договаривались, ехали вчетвером. Вообще-то об этом договаривались
только баре, но Гаврила с Марьей не обижались. Молодые друг друга
любили. Будущее им было обещано хорошее и сытное, даже совместное.
Ведь хотя Марья была продана Андрею Георгиевичу, но твердо
оказалась охраннницей и даже подружкой (наперсницей с
неопределенными обязанностями) прежней барыне Анастасии
Татищевой.
Конечно, обе понимали, что одна –
столбовая дворянка одного из прославленных в России родов, а другая
- обычная крепостная крестьянка, которую можно хоть продать, хоть
высечь, а хоть отдать кому угодно на время для плотских утех.
Но с другой стороны, обе они были
молоды, с очень похожими характерами. И Настя не раз обещала, что
никогда не отдаст ее. И теперь вот отдала замуж, только убедившись,
что она тоже любит. Как же могла относится Марья своей барыне,
когда та отстояла еще и мужа его?
Макурин к этой любовной драме с
определенными элементами комедии и американским хеппи эндом,
относился почти нейтрально и весьма благожелательно. Гаврила
влюбился и хочет жениться? Пожалуйста! Нужно для этого кого-то
продать, кого-то купить? Где подписаться в купчей? Его охранника
хотят взять к невесте? Он что, возражает?
Во многом из-за этого Анастасия
Татищева, для кого-то просто Настя, видевшая, как его жених, такой
жесткий и даже жестокий в повседневной жизни к окружающим и даже к
ней, становится чутким и мягким, сама обращается нему все ближе и
добрее. И к ней все чаще приходит мысль о том, что он будет лучше
всех не только, как жених и муж, но и как отец ее детей. ИХ будущих
детей!
Потому сердилась на него не так
сильно и не так долго. и отнюдь не от его псевдоразумных слов, как
думал Андрей Георгиевич. В своей мужской гордыни он нередко
отказывал в ей разумном женском мышлении. А оно было и даже с
определенной логикой, впрочем весьма своеобразной и причудливой,
из-за чего многие представители сильного пола им вообще в нем
отказывали.