Внутренняя дверь тихонько
приоткрылась.
– Мастер, завтрак стынет.
Карн кивнул и поднялся, сжимая в
правой руке невесомую ткань.
– Сейчас буду, Матильда.
Дверь закрылась. Он сделал три шага
влево от кресла к стенному шкафу, где хранил заказы и рабочие
инструменты. Ключ в правом внутреннем кармане. В чужих руках любой
ключ или отмычка превращаются в леденец на палочке, стоит
попытаться втолкнуть их в скважину чудо-шкафа. Карн многое бы дал,
чтоб взглянуть на лицо воришки, который хотел обокрасть его восемь
лет назад. Сначала леденец вместо верной помощницы-отмычки, а потом
– сторожевой голем, зачарованная сеть и очень сердитый городской
маг: Орена тогда выдернули со свидания.
Мастер усмехнулся воспоминаниям и
положил мантию в правый угол нижней полки. Наверху стояли резная
зачарованная шкатулка с невидимыми нитками, гладкая малахитовая
коробочка с бархатным дном, в которое воткнуты иглы из особого
набора, затем – простой деревянный ящичек с ножницами и
напёрстками. А нижняя полка разделялась перегородками на четыре
части. Больше трёх заказов одновременно у Карна никогда не было, а
обычно он чинит одну мантию в месяц.
Мастер так и не решил для себя,
откуда у баронета может быть мантия со следами застиранной крови, и
решил, что с этим лучше разберётся городской маг.
За завтраком Карн поручил Матильде
наведаться к Орену и пригласить его на обед. Служанка обрадовалась
и сказала, что на обратном пути зайдёт на рынок прикупить мяса,
специй и чернослива для любимого Ореном заморского жаркого.
Мастер и Матильда жили не как
господин и служанка, а скорее как соседи: ели за одним столом,
обменивались подарками по праздникам, иногда беседовали. Женщине
совершенно не мешала слепота хозяина, а за это он готов был считать
её если не ровней, то почти своей.
Карн, успокоенный грядущим визитом
приятеля, после завтрака вернулся в приёмную и, заперев за
Матильдой дверь, взялся чинить мантию. Как бы там ни было, заказ он
принял, деньги взял – значит, должен отработать.
Вообще-то у Карна была мастерская, но
почему-то в приёмной работалось лучше. То ли дело в сильных запахах
благовоний и масел, слишком насыщенных и ярких, чтобы нравиться
зрячим, то ли мастера в глубине души манила близость улицы: там,
вот за той массивной дверью, в девяти шагах от его кресла, внешний
мир. Гомонящие люди, шумные повозки, брехливые псы, вонючие сточные
канавы, гадящие голуби и огромные кони с крикливыми всадниками.
Бррр. Нет, дело всё-таки в сильных запахах.