- Но это жестоко, Думитру!
- Почему? – удивился кнез. - Давайте рассуждать логично, Луминица. Вы ведь умница. Вот представьте, что вы оказались без дома и без денег. Скажите, кто-то обязан вас брать в дом, кормить и поить даром, не получая от вас никакой награды и работы?
- Нет, не обязан. Разве что по христианскому милосердию…
- Хм. Но эти люди, которые бы вас приняли, они-то заработали деньги тяжким трудом, жертвовали чем-то ради достатка. Почему же одни должны делиться? Почему вы должны получить бесплатно результат чужого труда? Скажите, это справедливо?
- Нет, - вынуждена была признать Луминица. - Это несправедливо. Но ведь милосердие…
- Оставьте, Луминица, эти красивые сказочки для воскресных проповедей. Я говорю о настоящей жизни.
- Так неужели же в настоящей жизни нет места милосердию и жалости?
- В настоящей жизни, Луминица, люди многим жертвуют и рискуют, чтобы добиться процветания и возвышения. И имеют полное право распоряжаться всем этим так, как считают нужным. Без того, что ощущать на себе косые взгляды завистливых неудачников!
- И вы жертвовали, Думитру?
- И я, - после небольшой паузы признался кнез. - И почему одни должны жертвовать, а другие пользоваться этим? Где же справедливость?
Луминица не нашла, что возразить. Все рассуждения ее мужа оказывались для нее подчас такими необычными, он смотрел совсем с другой точки зрения, чем она. Вроде все было правильным и бесспорным, но сердце Луминицы почему-то не хотело признавать эту логику, оно боролось с ней, но оружие тут же выбивалось из рук противными аргументами.
- Я плачу своим наемным работникам достаточно щедро, Луминица, - сухо дополнил кнез. - И не нахожу нужным содержать немощных и стариков. И давайте оставим этот разговор.
Луминица только с грустью взглянула на мужа, поняв, что переубедить его у нее не выйдет.
- Я хотел показать вам, Луминица, одно место.
И кнез пришпорил коня, а Луминице не оставалось ничего иного, кроме как последовать за мужем.
Они скакали молча достаточно долго, потом обогнули гору и остановились у ее подножия. Кнез соскочил с коня и подал руку жене, чтобы она тоже спешилась.
- Красиво, не правда ли? – спросил он.
Солнце уже почти касалось гребня дальних гор. Вся долина тонула в мягких лучах света, которые наматывались на колыхающиеся веретена трав и веток деревьев. Солнце еле грело, а спина уже чувствовала прохладное дыхание благословенной ночи. Стрекот цикад звучал приглушенно, баюкая уставшую за день душу.