-
Вы жалеете об этом?
-
Жалею? Не знаю. Я поступил так, как поступил. Разве мои нынешние сожаления
могли бы изменить прошлое? Я много размышлял об этом. Поступил бы я так же, как
тогда, теперь? Не знаю. Однако получилось так, как получилось. И я ни в чем не
раскаиваюсь.
Луминица
смотрела на взволнованно говорящего мужа и чувствовала, что он впервые говорит
о чем-то сокровенном и важном для него. Она старалась не перебивать его речь.
-
Мне передали слова отца, в которых он выражал сожаление о том, что я был его
сыном, сожаления о том, что я не умер в младенчестве… - кнез презрительно
усмехнулся. - А мать… Она тоже… умерла. Я почти не помню ее. Иногда во сне я
вижу чьи-то смотрящие на меня с лаской и грустью глаза, чувствую руки, которые
нежно гладят меня, но я уже не могу сказать – так давно это было – воспоминания
ли это или просто мои фантазии. Иногда вдруг мне припоминаются строки
колыбельной, которую она пела. Но может, это и не ее колыбельная, а просто я
услышал песню где-то в другом месте, и теперь она звучит в моих снах?
Луминица
почувствовала сочувствие к своему мужу едва ли не впервые со дня знакомства с
ним. Он был жестким, нет, даже жестоким человеком, но, видимо, и ему не хватало
в жизни любви и нежности. Луминица подвинулась к мужу и уткнулась ему в грудь.
Кнез
нежно обнял жену, погладил ее по волосам, по плечу и спине. Потом начал ласково
баюкать, шепча что-то неважное и малопонятное, но утешительное. Боль продолжала
дергать Луминицу, отнимала ее силы, выворачивала душу наизнанку, но теперь ей
почему-то стало легче. Постепенно усталость, охватившая измученное предыдущей
бессонной ночью тело, взяла свое, сознание притупилось, боль чуть отступила, и
Луминица заснула в объятьях мужа.
Печаль
не оставляла Луминицу и во сне. Говорят, что с бедой нужно переспать: тогда
наутро станет легче. Луминица проснулась с тяжестью на сердце, смысл которой
спросонья она не сразу смогла вспомнить. Она услышала шаги по лестнице, и еще
не до конца проснувшаяся душа вспыхнула безумной надеждой – вот сейчас Данута
как ни в чем не бывало войдет в комнату и обольет Луминицу теплом своих серых
глаз… Но надежда обернулась обманом: в комнату вошла Надья, и Луминица, все
вспомнившая, спущенная на горестную землю, рухнула в подушки раненой птицей.
Боль утраты новой волной накрыла ее.