В этот
момент Блайз искренне жалел, что не пошёл с сержантом, поддавшись
любопытству и желанию пообщатьсясгражданскими.
Те разглядывали его уже открыто, как он сам совсем недавно
рассматривал их наготу. Но теперь обнажённым чувствовал себя
репликант,оставшийсябез привычной защиты шлема.
—
Красивые глаза, — наконец произнесла Свитари и, к тихому облегчению
Блайза, переместила внимание на контейнеры с едой. —Похожна тиаматца.
Видишь по-особенному?
Вторая
девушка тоже сосредоточилась на ужине, избавив репликанта от
непривычного внимания.
— Ночное
зрение, мэм, — неохотно ответил Блайз. — Аналог глаз крупных
кошачьих с Земли. Обоняние, слух — тожеулучшены.
Он
пододвинул поближе коробку со своей порцией. Ложку репликант держал в кулаке, как
ребёнок, игнорируя прочие столовые приборы. Его манера есть вызвала
у Лорэй куда больше интереса, чем глаза. Они несколько секунд
удивлённо таращились на Блайза, но от комментариев благоразумно
воздержались.
— Как
тебя зовут? — спросила Эйнджела.
—
Эр-Эс-Три-Пять-Пять-Ноль-Девять-Ноль, мэм, — ответил Блайз и вновь
набил полный рот.
— Это
номертвоегоай-ди? — удивилась Свитари.
—
Серийный номер, — сержант вошёл в комнату.
В
отличие от Блайза,Чимбикаоставилшлемнаглухо
закрытым.
— У нас
нет имён, — продолжал сержант.
Даже
вокодер не мог скрыть его злость. Блайз виновато засопел и опустил
глаза, понимая, кто в этот раз послужил причиной плохого настроения
сержанта.
Чимбик
взял бутылку воды, изучил надпись на этикетке и пояснил:
— Мы не
должны отождествлять себя с людьми, потому что ими не
являемся.
Потрясение девушек было столь велико, что они
впервые за вечероткрытопосмотрели на Чимбика.
— Даже у
рабов и домашних животных есть имена, — хрипло проговорила
Эйнджела.
“Шестиокое” забрало сержантского шлема повернулось
к ней.
— У
оружия — только номер, — проговорил Чимбик.
Девушка
отвернулась, не в силах глядеть на пугающуюличину. Сержант
хмыкнул и, подбрасывая на ладони бутылку, ушёл к себе.
— Блайз!
— раздался секунду спустя его голос.
—
Садж?
— Во
время ужина лучше жевать, чем говорить.
— Есть,
садж, — виновато отозвался Блайз.
Стараясь
не смотреть на сотрапезниц, он вновь старательно заработал
челюстями.
Остаток
ужина прошёл в молчании. Доев последний кусок, Блайз с облегчением
надел шлем и больше за остаток вечера не произнёс ни единого
слова.