Война пробуждает звериные чувства, и нельзя ее пройти ни разу не
преобразившись в чудовище. Наверное, у каждого был свой грешок,
тщательно отмеченный Братством. Мой грех...
Не хочу о нем вспоминать! Я заплатил достойную цену, чтобы
искупить его и вычеркнуть из своей памяти.
Братство жестоко, но справедливо.
Зелье, убившее меня, я принимал после командира 'Лесной Смерти'.
Мне всегда нравился этот молодой стрелок: столь быстрое восхождение
по военной карьере, недостижимое звание генерала к двадцати пяти
годам, верный глаз и осторожный ум. Его отряды изрядно попортили
кровь ратям Усмия, он сделал гораздо больше, чем я. По словам
Карателей - все те, кто пил зелье, вызывались добровольцами. Но,
думаю, мои братья по оружию слышали обо мне то же самое. Или нет?
Вдруг действительно они пошли на такой шаг сами, а не так, как я -
припертый к стенке Чародеями и изнывающий от ненависти к
себе?
На вкус отрава показалась мне молоком. И не скажешь, что яд. Не
скажешь, что часть безумного ритуала. В последний момент я струсил
и думал отказаться от рокового глотка. Я мог отказаться от него!
Мне было плевать на Чародеев, так как они не вечны. Мне было
плевать на Богов, так как они о нас забыли. Мне даже было наплевать
на совершенные мною грехи.
Но я любил Анхор!
Поэтому и выпил...
Сейчас я редко вижусь с другими Поставленными. Порой залетает
Хмурый Гонец. Я слушаю его болтовню и не перебиваю, хотя мечтаю
спросить - сделал ли он последний глоток по собственной воле, или
же ради искупления.
Недавно, наверное лет пять назад, я видел Собирателя. Он был
единственным незнакомым мне человеком из тех, кто пошел на смерть
ради Анхора. Маг Братства по имени Монтелла. Хотя, может быть, у
него был свой грех?
Монтелла...
С годами память ведет себя удивительно. Перед глазами до сих пор
стоят черные знамена Усмия, в той сече у Скафолка. Я прекрасно
помню глаза моей жены, погибшей во время злополучной осады Хески.
Но мне становится страшно, когда я пытаюсь вспомнить СВОЕ имя...
Как меня звали?! КАК?!'
Воин неожиданно вздрогнул, отчего на землю посыпался облепивший
его снег; с испуганным карканьем в небо сорвалась ворона,
задремавшая было на черных ветвях огромного дуба. Скрипнул древний,
изрядно подгнивший доспех генерала, полыхнули зеленым светом
мертвые глазницы. Страж резко повернулся в сторону севера, пытаясь
осознать, что произошло и прервало его размышления.