Вот она и взирала снисходительно на обычные Ростиковы выкрутасы, как взрослый на забавные детские шалости. Умиляться не умилялась, но строила уже не столь рьяно. Тот поначалу даже растерялся, а к третьей паре ‒ ничего ‒ привык и даже не пытался выяснять причину подобных странностей. Но предстоящий английский его слегка раззадорил.
‒ А как же Алёна Игоревна? ‒ Ростик с негодованием уставился на Диму, но тот опять не проникся и не заинтересовался.
‒ Да ей и тебя будет достаточно.
Правда произнести эту фразу оказалось не слишком просто. Да в общем-то и не сложно, просто не получилось, насколько хотелось, беззаботно и безучастно. Но тут всё-таки Ксюша не выдержала, хмыкнула, смерила Ростика критичным взглядом.
‒ И не всех же… тянет… на старушек.
‒ Это ты, Ксюх, зря! ‒ решительно возразил тот. ‒ Алёна ‒ не старушка. Ну, сколько ей? Лет двадцать семь или двадцать восемь?
‒ Ну, конечно, ‒ Ксюша поморщилась неодобрительно. ‒ Явно за тридцатник. Может, и все сорок.
‒ Да щас! ‒ Ростик глянул на неё с пониманием, ухмыльнулся покровительственно, успокаивающе. ‒ Ксюх, не завидуй. И не переживай. Ты тоже по-своему ничего. Просто я предпочитаю женщин постарше и поопытней. ‒ Он опять ухмыльнулся, теперь уже чересчур многозначительно и пошловато. ‒ Они ещё и чему-нибудь интересненькому научить могут. Да, Димон?
‒ Я-то при чём?
Они уже дошли до нужной аудитории, остановились возле дверей, не торопясь заходить внутрь. Точнее, Ростик всех затормозил, вцепился в Димин рукав, уставился в лицо и, продолжая сально лыбится, запричитал:
‒ Ой, только не говори мне, что ты ни разу не спал… ни с одной… чтобы старше. Гораздо.
Дима нахмурился раздражённо-устало.
‒ Да с чего я перед тобой отчитываться должен?
Опять забыл, что в случае с Ростиком на подобные вопросы надо отвечать однозначно и прямо, иначе так и получится ‒ самодовольный смешок и нужный ему вывод:
‒ То есть, спал? Да? Спал!
Ксюха закатила глаза, собираясь в очередной раз высказать что-то весьма осуждающее и критичное, но тут прозвучало совсем рядом, достаточное громкое и твёрдое:
‒ Я могу пройти?
Слишком неожиданно. Дима резко дёрнулся, развернулся и оказался, ну, чуть ли не лицом к лицу. И глаза, нежно-голубые, те самые, выразительные, как-то уж чересчур близко. Загородили весь свет ‒ кроме них и не увидеть больше ничего.